КАБАНЧИК

Повесть

 

ГЛАВА 1.

 

 Прошел слух, что колхозы будто бы отменили. Вот это новость. Всем новостям новость. Колхозы, значит, решили запретить, а землю назад крестьянам вернуть в вечное пользование, но до очередных реформ. Нашли дураков. Кто же её возьмёт-то после стольких лет совместного владения? Разве мог кто-либо предположить, проживая в эпоху развитого социализма, что назад её отдадут земельку эту. Никто. А если она была общая и никому конкретно не принадлежала, какая была нужда с нею особо валандаться. Справедливости ради следует сказать, что никто, собственно, с нею и не церемонился. Обходились, как с нелюбимой тёщей – грубо, без особой надежды на взаимные отношения в перспективе.

Да, думается мне, что сегодня с желающими получить наделы возникнут большие трудности. Впрочем, не всех такой поворот событий огорчил и расстроил. Некоторые поросшие мхом старухи, поначалу, искренне порадовались такому известию. Стали вспоминать, какие прежде бывали изумительные времена. До принудительной коллективизации. Сколько тогда зерна убиралось, сколько мяса и сухофруктов заготавливалось впрок. Ешь, не хочу. Самим хватало с избытком, да еще на право – лево торговали без ограничения. Вообще-то, если их послушать, жизнь в те времена была распрекрасная, а местами даже удивительная. Текла ровно и гладко. А революции и гражданские войны, выходит это так, от скуки. От постоянного желания перемен в жизни. Каких перемен, значения не имело. Было бы побольше шума да беготни. И, мол, теперь будет так же великолепно, и, возможно, даже еще лучше, поскольку за годы советской власти некоторым силовым структурам удалось поднять сознательность масс на недосягаемую высоту.

А я, что-то сомневаюсь. Что-то у меня в голове не укладывается, как это дело развиваться будет и, что из всей этой канители образуется. Во-первых, как мне представляется, отдать землю крестьянам никак не получится на данном историческом отрезке времени, поскольку нет их, крестьян этих. До семнадцатого года были, не спорю. А теперь нет. Днем с огнем не сыщешь. Колхозники имеются в наличии. И людей с колхозной идеологией сколько угодно. Даже больше, чем надо для земледелия и прочего животноводства. А крестьян нет. Совет народных комиссаров ликвидировал их на заре века как класс своим революционным указом. Одним росчерком пера ликвидировал, без пощады и снисхождения. Мол, доводим до вашего сведения, что крестьянство ликвидировано и приказываем на его обломках шустро развернуть колхозное строительство. Так, не особенно напрягаясь и не мудрствуя, превратили крестьян в колхозников, а сомневающуюся оппозицию – в покойников. И под лозунгом: «Все вокруг колхозное – все вокруг мое», тихо, без лишнего шума и вредной полемики закрыли эту кислую проблему. Ну не совсем конечно, что бы так уж и тихо. Некоторые несознательные элементы кулацкого происхождения, побузили маленько кое-где. Жаль им, видите ли, было с частной собственностью расставаться. Всего-то дел. Было бы из-за чего шум поднимать. Но аргументы новой власти были настолько убедительными и доходчивыми, что стрельбы по этому вопросу почти не было. Разве что в некоторых идейно отсталых районах. В глубинке да, случались небольшие заварушки и прения иногда переходящие в разборки с местной властью, но исключительно из-за того, что ветер перемен отдалённые районы не так шустро освежал, как те, что располагались ближе к центру. Правда и в центре бывало, возникали небольшие недоразумения. Были сомнения и огорчения по поводу столь непредсказуемого поворота событий у основной массы бывших крестьян - будущих колхозников. Не без того, расстраивался народ поначалу. Сами знаете, как оно с непривычки жизненный уклад менять. Но вскоре, быстро освоившись с ситуацией люди стали понемногу успокаиваться и с интересом присматриваться к новой жизни. Со временем выяснилось, что всё складывалось не так уж и плохо, как казалось вначале. Можно, оказывается, приспособиться. И пошло поехало. Пристраивались, кто, как и куда мог, а с течением времени люди всей душой полюбили эти новшества и порядки. Днем все дружно трудились на колхозных полях и фермах, а вечером, под покровом темноты, тащили кто сколько мог, исключительно для поддержания личного приусадебного хозяйства. Всё-таки, какая ни какая, а частная собственность. Своя родненькая. Как ни крути и сколько народ не перевоспитывай, а своя рубашка, всегда ближе к телу, чем колхозная спецодежда. Нет слов, лучшим маякам колхозного строительства - председателям и агрономам материальных льгот доставалось несоизмеримо больше, чем рядовому составу. Но никто не жаловался и не скулил. Хватало всем. И через такой вот симбиоз своего и общественного случилось полное понимание перевоспитанным народом преимущества колхозного строя перед мелкими крестьянскими хозяйствами. И не одно поколение на этом понимании выросло, окрепло духом и обросло социалистическим жирком.

А теперь здравствуйте - пожалуйста. Мочало начинай сначала. Все взад поворачивается. Возвращается на круги своя. Снова указ и получи назад свою землю. И нет больше колхозного крестьянства, то же в соответствии с указом. Указом создали, указом ликвидировали. Теперь вновь каждый сам за себя, как это уже было много лет тому назад. А наш народ от этого отвык. Когда столько лет наряду с миллионами таких же, как и ты сам, считаешь себя хозяином огромной страны и всего что в ней находится, разучиваешься отвечать за что-то конкретное. Нам, переориентированным под социализм, надо что бы, кто-то отдавал приказы и вносил ясность. Куда кому идти и что кому делать. А как же! Семьдесят с лишним лет это коллективное мышление развивали, а теперь на тебе, самостоятельность ввели с бухты-барахты. Переходи на собственные харчи, которые ещё и заработать-то надо неизвестно как. Да ещё большой вопрос завис в воздухе - через очередные семьдесят лет не осудят ли потомки эти начинания снова, по второму кругу. Не придёт ли кому в голову, что при социализме-то большинству жилось посытнее и безопаснее. И что тогда? Давай опять отнимать и делить? Как показывает наш печальный исторический опыт, очень даже запросто такое повториться может с нашим-то счастьем.

Конечно, некоторые горячие головы услышав что в моде вновь деление общих гектаров колхозной земли на количество этих самых колхозников, сразу же бросились свой пай осматривать и измерять поверхность земли несмелыми шагами. Но потом, как-то сразу угомонились, сникли и даже слегка взгрустнули. Пошли долгие размышления и рассуждения, что же с нею, землёй этой делать-то. Беспокойство и сомнения нарастали как снежный ком. Земля, конечно, имеется, даже пощупать можно. И бумага на эту землю красиво оформлена и печати в нужном месте расставлены. К тому же, живности на ней и в ней навалом - те же кроты, саранча и другие свекловичные долгоносики в ассортименте. Они всегда стояли в оппозиции к любому урожаю, и коллективному, и личному. Все это имело место быть. Но это, пожалуй, и все. Остального нет и, как бы, не предвиделось. На всех не хватило. С техникой и семенами дела обстояли намного хуже.

Прежде в технике и особой нужды-то не было. При колхозном строе всякую хитрую технику заменяли десанты, присланные из города. Рабочие, служащие, студенты, брошенные на борьбу с урожаем, очень неплохо справлялись с этим делом. Брали количеством и молодым комсомольским задором. А нынче студента в личное хозяйство не загонишь и палкой. Ни физика, ни филолога, ни, какого-нибудь будущего бухгалтера или экономиста в перспективе. Пропал задор вместе с комсомольской организацией, которая, собственно говоря, его, этот задор, и поддерживала.

Вспоминаю когда в далёкие семидесятые, декан факультета собирал нас, студентов в первый месяц осени и интересовался, знакомы ли мы с последними постановлениями партии и правительства, это означало одно из двух - либо принудительная отправка в стройотряд, либо десант на колхозные поля. Директив в те времена принималось огромное множество по самым различным вопросам. Если, к примеру, партия решала в кратчайшие сроки стереть грани между городом и деревней, а заодно, что бы два раза не напрягаться – между трудом умственным и физическим – значит на поля. Это было ясно и ненужных сомнений не вызывало. В те времена над вопросами «куда ехать?» и «зачем и кому это надо?», задумывались крайне редко. Любопытство, мягко говоря, не поощрялось, а даже совсем наоборот, осуждалось, в связи с чем, массовость выезда горожан в село впечатляла.

За месяц пребывания студентов в колхозе грань между городом и деревней стиралась до такой степени, что ее почти не было заметно, если судить по внешнему облику студентов. Закутанные в ватники, небритые и пахнущие ароматным самогоном местного производства, они мало, чем напоминали ростки интеллигенции, призванной учиться, учиться и учиться. Хуже обстояло дело со сближением двух трудов. Здесь имелись серьёзные проблемы, несмотря на идеологически выверенный подход. Он, подход этот, был прост, но эффективен. За каждым бесхозным косяком студентов, на время принудительного пребывания в колхозе в обязательном порядке закреплялась боевая звеньевая из местных передовых землеробов. Она коротко, но весьма доходчиво, буквально в трех словах два из которых были нецензурными, проясняла этим мало приспособленным к земельным работам существам саму суть наставничества. А поскольку краткость, как известно, сестра таланта, понимание важности проблемы приходило сразу. Понятна была и причина ее материнской заботы. Все объяснялось очень просто. Студент стоматолог, например, мог в любое время дня и ночи рассказать сколько и каких зубов обязано произрастать у человека во рту, что бы тот без стеснения мог открывать его в общественных местах или как необходимо успешно бороться с кариесом, если у вас половина зубов выпала, а остальные шатаются как пьяные. Но при этом он абсолютно затруднялся отличать дыню от тыквы. Математик легким движением кисти мог начертить несколько десятков формул и более или менее толково объяснить, что он этим имел в виду. Но эта же самая кисть, так успешно владеющая ручкой и карандашом, категорически отказывалась удерживать тяпку или лопату в нужном для сельхозработ положении, что приводило не только к уничтожению культурных растений и снижению урожайности, но и к опасности травмирования живых организмов, страдающих от непосильного труда на соседних грядках. Остальные выглядели не лучше. Бдения в студенческих аудиториях и в тиши публичных библиотек не требовали отдачи такого количества энергии, как, например, прополка на колхозном поле. Рядок всходов кукурузы длинный и нудный, как песня киргиза, притуплял интеллект и нагонял коллективную тоску, самую опасную из всех известных. Необходим был могучий стимул, для удержания этой разношёрстной публики в пределах колхозного поля. И такой стимул был. Все прекрасно понимали, что если партия уже сказала надо, а комсомол быстро не ответил – есть, то возможны большие неприятности для комсомольцев. Возражать, почему-то, не хотелось. Да никто, собственно, и не возражал.

Много лет назад будучи студентом рядового медицинского вуза большой страны, которую уже не найти ни на одной карте мира, мне пришлось принять участие в таком десанте. События, о которых я хочу рассказать, разворачивались в одном из многочисленных степных колхозов Украины. Около пятидесяти человек студентов – медиков в самый разгар уборочной страды были брошены на борьбу с кормовой свеклой. После первых дней неудачных боев наступило время переосмысления общей концепции битвы за урожай. Возникла необходимость в переоценке позиций на свекольном фронте и, наконец-то, как-то само по себе пришло понимание неравенства условий сражения. Свекла уродила отменная, в земле сидела прочно и весила не на много меньше студента в полной экипировке. Поэтому дело двигалось с переменным успехом и конца - края ему видно не было. Утром в одно и то же время к общежитию подлетал старый разбитый грузовик, кое-как приспособленный для перевозки живых людей. За рулем, цепко держась за баранку дабы не выпасть из кабины, восседал лихой парнишка, постоянно находящийся в состоянии блаженного похмелья. Автоинспектора в здешних краях никто никогда живьём не видел, в связи, с чем непуганые работники руля и колеса по количеству выпитого спиртного успешно конкурировали с пешеходами, уже к обеду затруднявшимися переходить на противоположную сторону единственной в селе улицы. Пили с утра до вечера в выходные дни и в рабочие, сильно себя в крепких напитках не ограничивая. Студенты с опаской грузились в транспорт, недовольно ворча, что с утра можно было и не пить.

- А вы, что, - хамил водитель, - считаете, что вчерашнее пахнет лучше, чем сегодняшнее.

 Крыть этот железный аргумент было не чем, тем более, что на поля, в основном, добирались без приключений. Встречные машины на просёлочных дорогах практически отсутствовали, и опасаться приходилось только деревьев и столбов. Вечером, ослабленный ударным трудом десант таким же порядком возвращался обратно. Правда, водитель к этому времени наливался до такой степени, что обратно ехал уже по памяти. И надо отметить память ни разу его не подвела. Так монотонно и однообразно протекала трудовая сельская жизнь. Каждый последующий день являлся зеркальным отражением предыдущего и что бы как-то их разграничить чья-то нетрезвая, оторванная от домашнего уюта рука делала зарубки на ближайшем к общежитию углу деревянного туалета.

Единственной радостью этих селян по принуждению были субботние и воскресные дни. Вот когда можно было вволю отоспаться и отогреться под лучами теплого сентябрьского солнышка. Никто не гнал в шею, не требовал выполнения дневной нормы и вообще наступал двухдневный рай.

В один из таких погожих дней, трое студентов – медиков мирно отдыхали на лавочке, врытой в землю у самой стены сельского общежития, наслаждаясь блаженным бездельем. Рука юноши, обладателя огненно рыжей шевелюры, сидящего на самом краю лавки, цепко сжимала наполовину опустошённую бутылку портвейна. Отметив большим пальцем то количество жидкости, которое скорее, по мнению оппонентов, ожидающих очереди, чем по его собственному разумению соответствовало одному среднестатистическому глотку, он не торопливо поднес горлышко ко рту. Адамово яблоко совершило несколько судорожных подёргиваний вверх – вниз пропуская нектар внутрь организма и, замерло. Закончив священный ритуал рыжий с видимым сожалением передал сосуд наполненный живительной влагой, рядом сидящему приятелю, проводив его печальным взглядом в последний по кругу путь. Следующий по очереди судорожно сглотнув слюну, накопившуюся во рту за время томительного ожидания, повторил процесс с завидной точностью. Бутылка совершила уже не один круг и, ее содержимого оставалось буквально не несколько глотков. Но рядом в травке мирно дожидались своей участи две ее сестры – близняшки, наполненные до краёв. Это радовало глаз и веселило душу отдыхающих.

Визгливый женский крик, разорвав утреннюю тишину, прервал приятно протекающую трапезу. Приятели, с интересом приготовились наблюдать сцену колоритного сельского скандала.

- От чёртова душа, - донёсся визгливый женский голос из ближнего двора. - Та когда он уже напьется той водки? Посмотрите люди добрые, что оно творится? Пьет, не просыхая, сучий сын. А что мне прикажете делать с тем клятым кабанчиком, пропади он пропадом? Хоть караул кричи. Мария, я тебе умоляю Господом нашим Богом прошу, не давай ты ему самогона хоть до вечера. Пусть дело сделает, а там хоть зальется.

- Та я и не даю. Не знаю, где берет, чтоб он ему поперек горла стал. Будет лакать пока не закончится. Думаю, дней на пять у него запас того зелья еще есть.

На улице показались две женщины. Жена ветеринара, о котором шла речь, закрывала калитку. Вторая, по всей видимости, владелица кабанчика, стояла рядом размахивая руками, в негодовании хлопая ими себя по бёдрам.

- Сколько дней, говоришь? Пять? Да могу я столько ждать. То есть, я то могу, да кабанчик растет, как подорванный

- Что я могу тебе посоветовать. Иди к студентам. У них выходной. Вон, на лавке отдыхают, винище хлещут. Вчера в магазин завезли. Договаривайся пока они еще мало выпили и еще в состоянии языком шевелить.

- Та, что мне студенты? Я же, не себе мужика подбираю, а кабанчику ветеринара. Чтобы выхолостить.

- Бестолковая ты, Галя.  Про что болтаешь. Это же студенты – медики. Правда, они по людям, а не по скоту. Я, так себе кумекаю, что тот мужик, что той твой кабанчик – одинаковые. Только и разницы - мужик, бывает иногда на двух ногах бегает, а кабан только на четырех. Так что, пусть они тебе кабанчика выхолостят и не будет мороки.

Женщины разошлись. Владелица кабана заискивающе улыбаясь направилась в сторону студентов.

- Будьте здоровы, хлопцы, - поклонилась она подходя. – Вижу, вы отдыхаете?

- Отдыхаем, тётка, от трудов каторжных. Кровавые мозоли зализываем.

- Отож, и я думаю - бедные дети. Всякую гадость пьют с горя. Таки грамотные хлопцы, а дергают свеклу, як простые селяни. Слышала, люди говорят, что вы с медициной каким-то боком связаны. То ли врачи, то ли еще что?

- Не врачи ещё, мать. Студенты пока. Но, кое-что в этой профессии уже соображаем. Так сказать, смена, но в перспективе.

- А – а - а! Ты посмотри. А операции какие-то уже делали, или нет? На людях или на скоте?

- Доводилось, конечно, кое-какие не очень сложные. На лягушках, крысах белых, лабораторных. Вскрывали, так сказать с научной целью, чтобы посмотреть, как они там внутри устроены.

- Какие такие несложные? Кабанчика выхолостить сумеете. А то паскуда ветеринар уже пять дней как в запое и сколько еще будет пить, не может сказать даже родная жена. А у меня, кабанчик подрос. Надо его выхолостить, пока еще к себе подпускает. Очень высокопородная тварь.

Как это выхолостить? Ты его, что, неудачно женила?

- Да нет. Де, ты про женатых кабанчиков слышал? Ох, и городские, все как не у людей. Сделайте ему, как там по-научному ветеринар говорил? О! Стерилизовать.

- Кастрировать, что ли?

- Во, во! Кастрировать.

- Так бы и сказала. А то выхолостить. Слово-то, какое придумала. Совсем другой смысл. Тут надо покумекать, прикинуть, что к чему.

- Та, что там кумекать? Можете, или как?

- Ну, мочь то можем. Не большая это проблема. Только тут, подумать хорошо надо. Взвесить все за и против.

- Та не трэба там ничого вешать. Вы, хлопцы, не сомневайтесь, я же не за так. И накормлю вас, и самогончик у мене – слеза. Семьдесят градусов. Вы только сделайте дело, жалеть не будете.

- Ну, если так, вопросов нет. Сделаем по высшему классу. Ты где, мать проживаешь, совместно с кабанчиком?

- Та вон, пятая хата с краю. Так может сразу и пойдем? Чего там тянуть, дело спешное.

- Не спеши, хозяйка. Такие дела с кондачка не делаются. Сама подумай, смена пола, как ни крути. Ты иди, готовься, часика так, через два и мы подтянемся. Не сомневайся мать, поможем твоему горю, переведём кабанчика из мужского рода в средний.

 - От спасибо, хлопцы. Прямо гора с плеч. Так вы не задерживайтесь. А я пока стол накрою.

- Ну, вот и чудненько. Жди.

Женщина, довольная, столь легким решением проблемы поспешила в сторону дома. Студенты продолжали сидеть. Бутылка, во время разговора отставленная в сторону, вновь двинулась по знакомому маршруту.

- Молодец, Валет, - нарушил молчание блондин в очках, хлопнув рыжего по плечу. – Высший пилотаж. Из воздуха закуску с выпивкой материализовал. Вот что значит досконально знать психологию сельского жителя. Сегодня оторвёмся по богатому. Кстати, сколько тебе времени на эту пикантную процедуру потребуется.

- Мне? Ты, что, Игорёк? Я же в областном центре вырос. Свинью только на картинках видеть приходилось. Ну, иногда, в борще отдельными фрагментами попадалась или в виде отбивной, в качестве второго блюда. С живыми экземплярами, слава Богу, дел иметь не приходилось. Моя задача, если ты обратил внимание, сводилась к тому, чтобы прецедент создать, так сказать сформировать условия позволяющие улучшить пропитание наше скудное. Расширить рацион другими словами.

- Нет, вы только послушайте этого долбаного менеджера. Какая забота о ближних. Святой человек. Ничего не скажешь, нормальный ход рассуждений. Что же в таком случае ты здесь наплёл? Тетке наобещал всяких льгот по кабанчику. Соображаешь, куда мы встряли? Это тебе не лягушек потрошить в препараторской. Это кабан. Или ты думаешь, что он будет терпеливо стоять и наблюдать, как его мужского достоинства лишают?

- Правильно всё-таки критикуют наше медицинское образование, - лениво начал рыжий студент, недовольно рассматривая возмущённого приятеля. - Вот слушаю я тебя и думаю, сто раз правы наши оппоненты. Нет у нас искры божьей. Притуплено чувство разумного риска. И вот он плачевный результат. Вокруг сплошь и рядом сомневающиеся недоучки. Ни одной яркой личности в обозримом пространстве. Где вы, Пироговы. А-у-у! Нету вас, Пироговых. Перевелись. Не пойму я Игорёк, почему сразу крайние меры? Отрезать ничего не требуется. Чисто теоретически всё выглядит довольно просто. Лёгким движением скальпеля пересекаются семявыводящие протоки, и свирепый кабан превращается в добродушного жирного евнуха с пятаком.

- Теоретически-то да, а практически что делать? Где их искать эти самые, как их там ты сказал? Протоки.

- Практически всё выглядит ещё проще. Да, что ты ко мне-то привязался? По практическим делам у нас Женя специалист. Он тебе это дело с закрытыми глазами организует, поскольку сам родом из села. Там подобные манипуляции – обычные сельские будни. Успокой Игорька Женечка, а то его сейчас Кондратий хватит.

Третий студент самый упитанный из всей команды в продолжение спора двух друзей не проронил и слова. Но было заметно, что сомнения терзали и его.

- Оно, конечно, так, - начал он, - у нас в селе такие дела часто случаются. Кастрируют кабанчиков, бычков иногда. Но я, как-то этим мало интересовался. Ничего хорошего в этой процедуре нет. Шум, гам, грязь сплошная, кровища. Меня всегда больше к книгам тянуло, а не в хлев. Так, что пользы от меня мало будет. Разве что на подхвате. Помочь, подать, подержать – это я, пожалуй, смогу, а режет пусть кто-нибудь другой.

- Успокоил, - продолжал огорчаться Игорёк. – Сельский интеллигент... Грязновато ему, подлецу, в хлеву, показалось. Я понимаю, каждый раз ходить радости мало. Смотреть на такие страдания мужикам страшновато с непривычки. Не глазами боишься, другими частями тела опасаешься. Но один – два раза полюбопытствовать и сегодня бы без проблем. Что делать-то будем, мужики? Нам этого кабанчика ни в жизнь не кастрировать. Никто толком не понимает, где у этих семенных протоков исток и где устье. Ещё перережем что-нибудь не то и конец кабанчику.

- Отказаться надо пока не поздно, - рассудительно сказал Женя. – Кабанчик не курица. Если что не так, селяне нам за него голову оторвут.

Автор идеи лениво отобрал у говорящего бутылку и, оценив уровень содержимого, сделал большой жадный глоток.

- Отказаться проще простого. Пошёл да и отказался. А если этого недостаточно объяснить, что, мол, последней директивой партии и правительства докторам категорически запрещены операции на животных, чтобы ни путать потом с людьми. Да жаль, жаль. Кстати, Женя, поведай нам сирым, чем обычно ветеринаров благодарят за такой героический труд по смене пола?

- Конечно же, это стоит денег, - рассудительно ответил тот, к кому обратились.

- Это понятно. Ну а кроме денег?

- Дело серьёзное. Такие специалисты в селе на вес золота, поэтому угощение выкатывают по высшему разряду. Здесь одной картошкой на маргарине не обойдёшься. И курочку зажарить приходится, и мясную домашнюю колбаску или кровяночку на стол ставят. Овощи, фрукты – дары садов и огородов. Ну и выпить, естественно без ограничения. О самогоне и речи нет – пей - не хочу. Бывает, даже казёнку выставляют. Свинья после коровы у колхозника на втором месте стоит.

- Да, - тяжело вздохнул Валерик. – Жаль, очень жаль. Но делать нечего, если не тянем. Выходит, что с человеком-то намного проще. Там отрезал, туда пришил и никаких тебе забот. Человеческий организм – штука сложная, пойди после разберись, что к чему. А с животными работать, как говорится, образование не позволяет. Не на ту специальность учимся, время теряем. Кстати, что там, в столовой на обед прогнозируется? Никто не в курсе?

- То же, что и вчера. Глаза бы не смотрели на эту еду. Главное, я у неё, у этой поварихи спрашиваю, что это ты мне в тарелку сыпешь? А она цедит сквозь зубы - первое. Я, говорю, знаю, что второе таким жидким не бывает. Значит или первое, или третье. Уточняю вопрос суп это, борщ или компот? А она опять - первое. Как попугай. Сама, наверное, такое первое жрать не будет. Судя по толстомясости её рожи, она не в этой столовой питается.

- Что же ты хотел, Женечка. Это тебе не у мамы, в колхозе миллионере, сало с чесноком трескать. Она, убогая эта, пожалуй, и сама-то не знает, какое блюдо готовит. Что получится. Видно ни на какие другие работы не годится, вот и приставили её, дуру эту, к нам. А что? Молодые, здоровые. Без язв и гастритов. Пока. За месяц копыта не откинем даже при таком скудном питании. А дальше не их дело. Мне местные мужики рассказывали, что мясо, которое в первом плавает, со старой коровы. С голодухи прорвалась на клеверное поле и обожралась. Её понять можно. Мы тут только полмесяца страдаем, а она всю свою коровью жизнь мучилась. Вот и дорвалась до жратвы, насытиться не могла бедняжка и, как говорится, слегка околела. А то бы мы и этого мяса не видели.

- А мне мясо и не попадалось ни разу, - сообщил Игорёк. - Картошка и морковка. Ну и вода, конечно. Бульоном её язык не поворачивается назвать.

- Это потому что оно на нормальное мясо не похоже. Если бы у вас дома так готовили, то твой папа-лауреат не то, что контрабас на себе таскать не смог, струну не оттянул бы. Присмотрись по внимательнее. Чёрные такие кусочки на угольки похожи, не прожевать их.

- Это мясо? Совсем непохоже.

- Да, - мечтательно произнёс Женя. – Нашли бы мы, эти чёртовы протоки, как бы славно покушали и попили. От столовской пищи второй день изжога мучает. Сил больше нет.

- Вижу, мужики, достала вас голодуха. А деликатесы сами по себе с неба не падают, их заработать надо.

- Знать бы как, мы бы своего шанса не упустили. Одним бы глазком взглянуть на географическое расположение этих семенных протоков, а резать нам не впервой, руку набили, - Игорёк заметно оживился. – А давайте, мужики, вспомним курс нормальной анатомии. Где у человека мужского рода это дело расположено, а потом перенесём проекцию на кабанчика. Припуск не должен очень большим получиться. Плюс – минус пять сантиметров для такого масштаба ничто. Нас как учили в анатомке? Большой хирург – большой разрез. Один канал перережем, второй по аналогии определить труда не составит.

- Молодец, Игорёк! Из тебя выйдет, или большой учёный, или очень крупный. Всё от питания зависит. Сам по себе подход, конечно, верный, но поставить эксперимент не мешало бы. Ты Женечка у нас самый упитанный, поэтому роль подопытного животного получаешь вне конкурса. Представь, что ты йог и прими позу кабанчика, а мы тебя будем исследовать на предмет семенников. Если найдём у тебя, значит, и у кабана обнаружим без затруднений. Главная задача, что бы хозяйка сомнений наших не заметила, иначе ни к кабанчику, ни к столу близко не подпустит.

- На какие только жертвы не пойдёшь ради большой науки, - причитал подопытный, становясь на четвереньки.

- А что, похож, - заметил удовлетворённый поверхностным осмотром Игорёк. – Натуральный кабанчик с семенниками. В каком же месте тебе их, Женечка, перерезать-то, что бы ты на девок не засматривался. Никто не помнит, как там, в анатомическом атласе показано? Куда проще подобраться скальпелем?

- Я не помню, - подумав, ответил Валерик. – Мне, как-то, больше вопросов по верхней половине тела доставалось. В нижней я хуже ориентируюсь.

- Плохо, очень плохо. Никуда не годится когда доктор не в состоянии обследовать весь организм в целом, а способен идентифицировать лишь отдельные части тела и органы. Думаю именно в этом причина узкой специализации врачей. Шире, друзья мои, надо смотреть на проблему, тогда и улучшится качество лечения, наверное. Прими человеческий облик, Евгений. Не уподобляйся братьям нашим меньшим. На твоём бесперспективном теле семенники изучать – гиблое дело. Нет их у тебя, судя по внешнему осмотру.

- Должны быть, - резонно возразил подопытный, принимая человеческий облик, - только неизвестно где именно. Природа – дама мудрая. Так надёжно спрятала, что без глубоких знаний в эту интимную тайну не проникнуть. И очень правильно. Если бы каждый желающий мог со скальпелем без затруднений до семенников добраться, большие проблемы с размножением возникли бы у человечества.

- Если так и дальше дела пойдут, у кабанчика с размножением проблем не будет, - философски заметил Игорь.

- А должны быть, иначе они могут возникнуть у нас, судя по общему настрою села. Выше голову и не будем о плохом и скверном. Итак, подведём предварительные итоги наших научных поисков. Наблюдая Евгения даже в таком усечённом от продуктов питания виде, с грустью приходится констатировать тот факт, что человек в своём развитии далеко ушёл от четвероногих братьев наших. Буквально не с чем стало сравнивать. Эволюция порезвилась не на шутку. Что ж, как это ни противно придётся мыслить категориями философскими. Философский вопрос. Кто от кабанчика не далеко ушёл? Кого эволюция пощадила?

- Жека, ты же говорил, что у них кабанчик на втором месте после коровы стоит. Значит, есть с чем сравнивать? – со слабой надеждой в голосе поинтересовался Игорь.

- Это мысль, Игорёк! Причём мысль трезвая, как ни странно. Наверное, вино всё-таки разбавленное. Вкралась, правда, одна неточность. Кабан – это он, а корова – она. Чувствуете разницу? А, в общем-целом, всё правильно. Идти надо к быку, поскольку он размерами несравнимо больше кабана и семенники у него, следовательно, крупнее, а, значит, и найти их будет намного проще. Затем, используя общепринятые математические методы, переведём абсолютные величины в относительные и спроецируем на кабанчика. Считайте, что задачка решена без особых проблем.

- Это у тебя, Валерик, нет проблем, пока ты быка не видел. Как увидишь, появятся.

- Замечание несущественное, Евгений. Вопрос пока один – а был ли бык? Если бык имеется в наличии, эту проблему мы как-нибудь уладим.

- Бык есть, - вмешался в разговор Игорь. – Я видел его, когда свеклу на ферму возили. Огромный такой, как баня и кольцо в носу. Он за это кольцо цепью к стене прикован. Но близко подходить к нему страшновато. Динозавр, а не бык.

- А прикован надёжно? – рассматривая говорящего в упор, поинтересовался Валерик.

- Намертво.

- Значит особых проблем не предвидится. Окончательную рекогносцировку проведём на месте. Далеко до фермы-то?

- Да нет, километра полтора от села.

- Ну, тогда по глотку доброго старого, но, как выяснилось в последний момент, разбавленного эля для храбрости и вперёд, навстречу непознанному.

 

ЧАСТЬ 2.

 

Скотный двор, длинное одноэтажное сооружение, разместилось по отношению к селу таким образом, что если ветер дул в сторону населённого пункта затрудниться с местонахождением фабрики по производству молока, навоза и говядины было невозможно, как, кстати, и дышать. Коровы содержались в общем длинном помещении, привязанные цепями и верёвками к яслям из которых они собственно и кормились. Бык имел отдельный кабинет и занимал его, практически, полностью своим могучим телом. Килограммов говядины в нем было не меряно. Огромное коричневое тело не доставало до потолка всего лишь нескольких сантиметров. С одной стороны эта гора мяса заканчивалась длинным, похожим на ствол трёхлетнего дерева толстым хвостом с кистью на конце, с другой - плавно переходило в шею невероятных размеров и дальше в огромную лобастую голову украшенную двумя короткими кривыми рогами.

- Ну и махина. Близко подходить не будем, чтобы не огорчать его раньше времени, - оценил ситуацию Валерик. - Не нравится мне что-то выражение его лица. Как-то исподлобья смотрит, неласково. Ты, Игорёк, его в прошлый раз ничем не обидел.

- Да ты, что?

- Ну, знаешь, мало ли что бывает. Слово может, какое нецензурное обронил, а он на свой счёт принял, не разобравшись, что к чему?

;- Не было этого, клянусь.

- Да? Тогда с чего бы это ему так подозрительно смотреть, если он нас первый раз в жизни видит? Ту, что-то не так.

- Тебе бы в нос кольцо вставить, ты бы тоже неласковый был, если не сказать хуже.

- Тоже мне жертву нашёл. Ты посмотри, куда только нынче не цепляет кольца и серьги развратная молодёжь? Такие места окольцовывают, не поверишь. На теле места живого не сыщешь. Пирсинг, что бы не сказать хуже. Так, что в нос, не самый плохой вариант.

Цепляют, не спорю. Но их за кольцо никто к стене не привязывает.

- Согласен, есть недоработка в этом направлении. Надо бы, конечно, и молодежь время от времени пристегивать к какому-нибудь стойлу за это самое кольцо. Но, увы, сегодня это привилегия только быка. Но судя по тому, как быстро прогрессирует мода, не долго ему быть монополистом. Кстати о кольце, ты думаешь он надёжно к стене прикован? Если мы к нему приблизимся исключительно с научно-исследовательскими целями, не огорчится, сохрани Господь?

- А чёрт его знает. Бык - мужчина серьёзный, да и в науке разбирается плохо. Думаю даже, что мыслительный процесс у него отсутствует полностью. Скорее всего, он предпочтет действовать, если что не по нему.

- Да, - взгрустнул Игорёк. - Если начнёт действовать, деваться будет совершенно не куда. Ни одного дерева вокруг. Интересно, почему вокруг фермы деревья не высаживают. Или колхозники на свои ноги надеются?

- Хватит философствовать, - прервал сомнения приятеля Валерик. - Ближе к делу - бычьему телу. Не забывайте, нашего внимания ждёт кабанчик - трансвестит желающий сменить пол.

- Если бы сменить, куда ни шло. Правильнее сказать, совсем лишиться пола.

- Надо же такой мерзопакостный характер иметь? Вечно ты, Жека, с толку сбиваешь своими сомнениями, даже в таком простом вопросе. Значит так, план будет следующий. Я тихонечко, буквально на цыпочках подбираюсь как можно ближе к тому месту, где у быка предположительно находятся семенники. Очень быстро, буквально несколькими лёгкими, не беспокоящими клиента пассами, пальпирую их и, надеюсь, без жертв и потерь назад. Ваша же задача в продолжение эксперимента отвлекать подопытного светскими разговорами, находясь с противоположной от меня стороны. Интересно, если я сзади подкрадусь, не лягнёт? Если лягнёт, гибель экспериментатора неизбежна. Каждое копыто, что сковорода.

- Не должен, не лошадь. Хвостом, правда, может зацепить.

- Хвостом не копытом. Разница существенная. Ну, так что, начнем помолясь. Заводите разговоры, и будем выдвигаться на исходные позиции.

Двое приятелей, укрывшись за деревянной перегородкой, медленно двинулись к тому месту, где находилась устрашающая морда быка.

- Останавливаемся. Ближе нельзя, - Женя придержал Игорька за руку. - Если, что-то не сложится, отсюда отступать удобнее будет.

Третий исследователь, приседая и маскируясь тачкой сена, осторожно заходил с тыла.

- Яша, Яша, - позвал Игорёк ласково. - Бык повернул лобастую голову в их сторону, пытаясь рассмотреть говорящего. От взгляда налитых кровью глаз у обоих исследователей по коже пробежал мороз. - Яша хороший, - неуверенно заявил Игорёк. - Яша - самый лучший мировой производитель. Яшеньке самых лучших коров и тёлок, а быков - конкурентов - на бойню. Чтобы все телята были Яковлевичами.

Бык слушал очень внимательно, и, казалось, не возражал против такой заманчивой перспективы.

- Видишь, Жека, действует. Ты к нему с душой и он к тебе с чистым сердцем и доверием.

- Продолжай, продолжай, не останавливайся. И нежнее, ласковей интонация должна быть. Валерик уже к самому хвосту подобрался. Только на коровах и телках не надо внимание акцентировать. Может быть для кого-то это и развлечение, а для него - труд и труд не лёгкий. По несколько раз в день напрягается, бедняга. Поведай ему о сочной травке и заливных лугах рассказывай. Бычку будет приятно и вкусно слушать такие истории.

Тачка с сеном вплотную приблизилась к задней, левой ноге быка. Из сена, раскачиваясь, словно кобра перед атакой, показалась ищущая рука натуралиста. Всё шло по плану. Бык продолжал внимательно рассматривать двух подхалимов, не ведая об атаке с тыла.

- Яшенька, умничка, - рассыпался бисером Игорёк. - У Яшеньки такие семенники, дай бог каждому. Даже такой балбес и двоечник, как Валерик, обнаружит их с первого захода. А через эти манипуляции трое бедненьких студентиков надурняк покушают курочку и попьют самогончика. А если ты думаешь, что мы пришли лишить тебя возможности размножаться, то глубоко заблуждаешься. Кастрируют, как раз, этого дурака - кабанчика. И то только при благоприятном для нас раскладе. Видишь, Жень, понимает, что мы ему добра желаем. Вон как воздух нюхает. Расслабился.

- Не дыши на него. В сторону говори. От тебя винищем прёт за версту, вот он и нюхает. Животные, они перегар не переносят.

- Не переносят, говоришь? Чего же он тогда всё ближе и ближе к нам подходит? Ох, мать твою! Бычок то к стене не прикован. Ах ты какой трагический недосмотр. Надо Валерке крикнуть, что бы ноги уносил, пока не поздно.

- Уже поздно. Он как раз семенники нащупывает. Что сейчас будет.

- Бык преобразился в считанные секунды. Глаза его ещё сильнее налились кровью. Голова нагнулась, почти до земли, нацеливаясь остриями рогов прямо на естествоиспытателей. Копыта передних ног рыли землю. Рёв оскорблённого самца потряс ферму.

- Атас, - крикнул Женька. - Уносим ноги. Бык на свободе.

Валерий, как-то, не сразу прекратил поисковую деятельность. Слишком увлёкся проблемой, вернее её решением. Но вопли подельников заставили его вынырнуть из-за тачки и по-новому оценить ситуацию. Разъярённый бык, обнаружив в тылу, ещё одного противника взревел, ударяя рогами в перегородку. Раздался треск ломающегося дерева. Повторный бросок разнёс в щепки хилую преграду, и разъярённое животное обрело свободу и возможность мстить.

Оба юных натуралиста на свежий воздух выскочили с похвальной скоростью, держась, как любят говорить спортивные комментаторы, грудь в грудь. Было видно, что ситуацию они оценили правильно и о последствиях промедления в таком важном вопросе, скорее всего, догадывались тоже. Времени на раскачку и обдумывания не было. С резвостью антилопы носились они по загону для скота, постоянно натыкаясь на ограждения. Не смотря на титанические усилия, им ни как не удавалось выскочить из опасного лабиринта. Третий исследователь, проявив партизанскую смекалку, предпринял отчаянную попытку затеряться среди коров, понимая, что в толпе намного легче укрыться, чем на открытом пространстве. Произведя несколько беспорядочных зигзагообразных движений и нелепых скачков, он замер, укрывшись за толстым выменем коровы-рекордсменки Рыжухи.

Тем временем, бык, прорвав линию фронта, беспрепятственно покинул стойло и в считанные минуты полностью овладел коровником. Окинув взглядом свой разномастный гарем, он неторопливо двинулся вдоль галереи. Коровы с благоговением смотрели на своего повелителя, прекрасного в праведном гневе. Только Рыжуха никуда не смотрела, ни с благоговением, ни без него. Она недоумевала. Какая-то тварь прилипла к её вымени, мёртвой хваткой вцепившись в соски.

"Неужели, опять чужого телёнка подсунули, - расстраивалось огорчённое вместилище молока. - Вот, сволочи, рожать рожают, а как выкармливать, так для этого есть Рыжуха. Что у меня вымя казённое, что ли? Нет не телёнок, - мелькнула тревожная мысль. - Не сосёт молоко-то. Волк! Отгрызёт сволочь вымя. Такую красоту. А, куда я без вымени-то. Ни удойности, ни жирномолочности. Одна дорога - на бойню".

Эта простая мысль повергла Рыжуху в шок. Задрожав всем телом, она издала рёв, скорее напоминающий гудок паровоза, чем невнятное мычание коровы, и высоко взбрыкивая задними ногами, заметалась из стороны в сторону, насколько позволяла накинутая на шею цепь, пытаясь избавиться от неизвестной твари. Бык остановился, в недоумении посмотрев в её сторону. Наконец, до него стало доходить, что на одну из любимых наложниц гарема совершено нападение. Ярости мстителя не было границ. Он метнулся на помощь, сокрушая все преграды на своём пути.

Валерик, дважды вторгшийся в интимную жизнь быка, осознал, что пощады не будет. Мозг лихорадочно просчитывал варианты в поиске путей к спасению. Тщетно, бежать было не куда. Тупик. Сырые и мрачные бревенчатые стены окружали несчастного и только вверху, где-то высоко под потолком, мутно мерцало небольшое закрытое грязным стеклом окошко. Через него мог пролезть, разве, что пятилетний ребёнок, да и то с трудом. Однако ситуация сложилась безысходная, выбора не было. С криком отчаяния бросился он к этой спасительной амбразуре и стал быстро карабкаться вверх, сдирая кожу с ладоней и в клочья, разрывая одежду. Отчаянный рывок, и верхняя половина тела, разбив стекло, каким-то непостижимым образом протолкнулась наружу. Казалось вот оно спасение, рядом. Но слабо защищённые тыловые места всё ещё оставались в зоне повышенного риска. Нижняя половина тела безнадёжно застряла в окне, словно в капкане. Валерик вертелся словно муха, попавшая в паутину, пытаясь нащупать положение таза по отношению к плоскости окна, что позволило бы беспрепятственно покинуть помещение. Время шло на секунды, а решение не приходило. Тонна говядины сопела уже где-то совсем рядом.

Бык, обнаружив беспомощного противника в такой удобной для успешной атаки позе, подскочил к зажатому в капкане студенту, и, вздыбившись на задних ногах, нанёс могучим лбом сокрушительный артиллерийский удар по тощим седалищным буграм студента. Проблема проникновения последнего через окно была решена просто и с максимальным эффектом. Мало того, несчастная жертва науки не просто выпала наружу. Это был полёт ядра из жерла пушки. Окрестности фермы огласились нечеловеческими воплями, исходящими от парящего в свободном полёте НЛО.

Две мечущихся в загородке фигуры, застыли от леденящего душу крика. Взору их предстала картина, которую можно наблюдать только в фантастических боевиках - многострадальное тело третьего естествоиспытателя, минуту назад болтавшееся в окошке, словно обрывок половой тряпки, без видимых на то причин вдруг выскочило из окна и, преодолев солидное расстояние, исчезло в высоких зарослях крапивы. Через непродолжительное время, у выхода из фермы, во всей своей красе, появился повелитель гарема и хозяин дворца. Вид двух ещё довольно свежих противников вновь поднял, угасший было боевой дух. Сегодня он был в прекрасной форме и готов был сражаться до полной капитуляции противника. Три сотни прекрасных коровьих глаз с восторгом любовались кумиром, вышедшим на ристалище, чтобы побеждать. Громко проревев вызов, бык бросился в атаку. Но, приблизившись к месту боя, к своему удивлению никого там не обнаружил. Игорёк и Женя, сидя на крыше скотного двора, так же не до конца осознавали, как они смогли без специального снаряжения и подготовки покорить этот Эверест с рекордной скоростью. Огорчению быка не было предела. Битва не состоялась, ввиду отсутствия противника. Но победа за явным преимуществом удовлетворения не приносила. Бык ходил вокруг фермы и в ярости хлестал хвостом по бокам. Высыпавшие сюда же коровы с интересом наблюдали за развитием событий.

Двое друзей, всем телом дрожа на крыше, с замиранием сердца смотрели вниз.

- Как думаешь, Жека, - заикаясь, спросил Игорёк, - ферма крепкая. Выдержит, если эти звери набросятся все вместе?

- Должна, вообще-то. Всё зависит от того, кто строил. Если колхозники для себя, то всё будет в порядке, а если шабашники - пиши пропало. Не дай бог этот изверг приналяжет на стену, нам конец. Свой-то загончик, двумя ударами в щепки разнёс.

- Силёнки у него есть. Видел, как Валерик полетел? Как баллистическая ракета. Интересно, куда он ему попал?

- Интересно тебе? Если бык развалит ферму, будет интересно, куда он нам попадёт? А, Валерик, если жив, то ему ещё повезло. За загородку эти звери не пойдут. Так приучены.

- Что-то в крапиве никто не шевелится. Видно, всё-таки, не повезло.

- Мы ему, уже ничем помочь не сможем. Надо о себе подумать. Самим, нам отсюда не выбраться. Будем звать на помощь.

- Кого звать-то? Здесь же нет никого.

- Должны быть. Или доярки, или пастухи. Доярки нам не помогут. Женщины в такой ситуации бессильны. Надо звать пастухов. Давай вместе, что бы громче было. Три - четыре!

- ПАСТУХИ! ПАСТУХИ!

- Тихо вы, пацаны. Чего разорались? Накричите ещё председателя на мою голову, - услышали они где-то совсем рядом хриплый голос.

Студенты оглянулись на голос и, нигде не обнаружив его владельца, запаниковали и в страхе бросились бежать по крыше.

- Стой! Куда? - вновь окликнул их голос. - Не боись, свои. Вы же пастуха звали?

- З-з-звали, - прошелестел Женька, от испуга потерявший голос.

- Н, вот. Зачем зовёте, если убегаете?

- А Вы кто? - пропищал Игорёк

- Местный я, - здоровый бородатый мужик предстал перед изумлёнными натуралистами. - Фёдором меня зовут. Я здесь приставлен за быком присматривать. Чистить, кормить, случать. Очень ценный бык, породистый. Телята от него за большие деньги уходят. А вы, чего по крыше ползаете? Что вам по земле-то не ходится?

- Да, бык твой и загнал, смотритель хренов, - рассвирепел Игорёк. - Чуть совсем нас не прикончил.

- Что вы сказки-то рассказываете. Бык к крюку привязан, а крюк дополнительно зацементирован. Не то что быку, слону не вырвать.

- А, ты вниз посмотри, - посоветовал Женя. - Или это телёнок копытами землю роет?

;- Надо же. Яшка. Как же это он оторвался-то?

- Да не отрывался он. Не привязал ты его, вот и весь фокус.

- Как не привязал? Я точно вспоминаю, привязывал, вроде. Да, попали. Теперь здесь жить будем, потому как если Яшка в гонор войдёт, на глаза ему лучше не попадаться.

- Я на крыше жить не буду. Я тебе не Карлсон из Стокгольма, - обиделся Игорёк.

- Ну тогда можешь идти в низ, - добродушно посоветовал Федя. - А мы тебя помянем. У нас есть чем.

;- У тебя, что склад здесь на крыше? - поинтересовался Женя.

- И рабочее место, и склад, и солярий. Всё вместе. Работа у меня, понимаешь, вредная. Живу, как на арене цирка. По моей теории, этих животных, что нас со всех сторон блокировали, исключительно по ошибке отнесли к домашним. Если Яшка домашний, то кто тогда дикий? У меня по этому вопросу целая теория разработана. Заходите мужики в гости, просвещу. Мало ли что. В жизни всё пригодиться может. Тем более спешить вам некуда, а мне и подавно. На работе я.

С крыши на чердак проникнуть оказалось довольно просто, через небольшой лаз, обшитый деревянными досками. Спустившись по короткой лестнице, друзья обнаружили уютно обставленную комнатку, скрытую от посторонних глаз. В углу, мирно расположился старый потрёпанный диванчик, ещё пригодный к использованию по назначению. Несколько корявых табуреток и сбитый из не струганных досок стол завершали композицию. Стол украшали недопитая бутылка мутного самогона, грязный стакан и половинка луковицы. За лестницей, в плетёнке, примостилась наполненная наполовину десятилитровая бутыль с тем же напитком.

- Вот так и живём, пацаны. Присаживайтесь, чего глазёнки растопырили. Не Третьяковка, смотреть особенно нечего. Вот сюда, на диванчик и присаживайтесь, вас он ещё выдержит. А я ещё пару стаканчиков соображу. Так, для начала нальём по половинке, - приговаривал он, разливая самогон в стаканы, - чтобы определить для вас приемлемую дозу. Напиток - очень свирепый.

- Федя, а как у тебя с закуской? Пол луковицы это что на троих?

- Я, думаю, мужики, вы сюда не объедать меня пришли, а пообщаться в приличной компании. Закуска - это роскошь, друзья мои, недоступная для людей проповедующих философию крепких напитков. Но для первого раза чего-нибудь этакое найдём. Какие-нибудь дары полей, садов и огородов, здесь отыскать можно при большом желании. Ну и кое-что ещё от животного мира, что этажом ниже обитает, нам перепадает иногда. Так за что выпьем? За знакомство, что ли?

- Давай. Где же ты так замечательно излагать научился? Речь звучит, как тост. С таким талантом тебе не на чердаке прозябать, а как минимум парторгом колхоза быть надо.

- Красиво, не красиво, судить не мне, но образование кое-какое имеется, скрывать не буду. Два курса в лесной академии прослушал с грехом пополам.

- Это надо же! Скажи я кому, что с академиком на чердаке скотного двора вот так запросто выпивал, никто не поверит. Да, кстати, а почему только два курса?

- Больше не выдержал.

- А, что так?

- Да лесов у нас, здесь, нет, обратили, наверное, внимание. А направление на учёбу от колхоза только в лесную академию выделили. Вот я и прикинул что из-за двух - трёх десятков акаций, тех что у нас в селе произрастают, иметь высшее образование смысла нет. Ехать же в страну кедровых шишек, тоже никакого резона. Я растение теплолюбивое, а потому бросил всё к чёртовой матери да развернул оглобли в сторону родного села. Да вы пейте, пейте, не стесняйтесь. У меня этого добра много.

- Ну и гадость, - скривился Игорёк, сделав глоток из стакана.

- Я предупреждал, напиток не из лёгких. К нему привыкание иметь надо. Но я на нём вырос, созрел и без него засохну, если случись, отлучат от самогончика.

Когда в бутылке ничего не осталось, Федя сладко потянулся, закурил сигарету без фильтра и попросил студентов поведать историю своего появления на крыше.

- Я, - говорит, - обожаю драмы.

История была длинной и трагической. Рассказана она была с надрывом, всхлипываниями и размазыванием соплей по щекам. В процессе повествования, Федя, со скорбным лицом несколько раз ходил к лестнице, пополняя быстро пустеющую бутылку.

- Да, мужики, не повезло вам, - подвёл он итог, когда история злоключений подошла к концу. - Угораздило же вас с Галиной связаться. Ещё та стервоза. Теперь не отстанет. Кабанчика этого она приволокла, откуда-то, из племсовхоза. Ей там наплели, что вывели породу, которая при одинаковом кормлении в два раза крупнее обычной свиньи вырастает. Вот ветеринар и пугается крайним оказаться, если кабанчик на рекорд не пойдёт. Хлопот не оберёшься с этой бабой. А виноватого она быстро находит, как трибунал в тридцать седьмом году.

- Нам без разницы, - возразил Игорёк. - Мы в это время далеко от ваших мест будем. Там она до нас не дотянется. Да и вы напрасно переживаете и отказываетесь от заработка. Ну, покипятится баба и, если, что не так, на том же месте и сядет.

- На том же месте, говоришь. Не знаешь ты, что это за аномалия. С ней всё село связываться боится. Трое мужей у неё было. Трое! Двое, царство им небесное, - размашисто перекрестился, - отмучились. На местном кладбище успокоение нашли. Третьего судьба пощадила. Сбежал ночью, в марте, в одних кальсонах. Так и пёр до райцентра пятьдесят километров, нигде не задерживаясь на отдых и перекур. Потом в погребе, у родственников, пол года жил, всё боялся, что вернут насильно через суд. Брат его говорит, только сейчас по ночам вскрикивать перестал. Как-то сказали ему что Галину в райцентре видели, так у него сразу же речь отнялась. Сейчас уже разговаривает, но заикается ещё. Роковая баба. Говорят, в средние века таких ведьм на костре жгли. Благое дело отменили. Не подумали. Ну, а в отношении вас, я согласен. Вам, я думаю, ничего не угрожает, кроме отчисления из института, - призадумавшись, изрёк Фёдор. - Так, чего же вы кабанчика-то не кастрировали-то?

                                                                                                                  ЧАСТЬ 3.

- Мы тебе, уже битый час толкуем, - терпеливо разъяснял Женя. – Не знаем мы, где резать. А, то уже давно бы вопрос закрыли.

Федя задумчиво теребил бороду. Зависла продолжительная пауза. Наконец он хитро улыбнулся и, хлопнув ладонью по лбу, радостно воскликнул.

 - Есть! Нашёл выход! – приятели, скромно сидящие на диване, осоловевшими глазами, смотрели на развеселившегося смотрителя священного быка. – Сейчас же идём к Марковичу и дело в шляпе.

- А, кто такой Маркович? - икнул Игорёк.

- Ветеринар наш, - пояснил Федя. – Идём к нему. Он быстренько вас просвещает, что к чему. Улавливаете мысль? Потом втроём к Гале, кабанчика потрошить. Она же с вами, с тремя договаривалась?

- С тремя, - нестройным хором согласились студенты, не понимая, откуда в этом помещении, взялся второй Федя.

- Ну, вот. Трое нас и будет. Фирштейн, маринтохис?

- Бедный Валерик, - заскулил Игорёк. – Лежит, как дохлая ворона в крапиве. Мог бы, выдающимся хирургом стать, если бы не эта зараза, с кабанчиком. Да, её судить надо. Народным судом. Она же серийный убийца. Двух мужей кончила, а теперь вот и Валерика приговорила. Надо его как-то, по-человечески, похоронить. Домашним сообщить, мол, так и так. Трагически погиб при загадочных обстоятельствах.

- Да, что здесь загадочного-то? – глотая слёзы, зло возразил Женя. – Бык, сволочь, забодал. Так правду и написать. Мы не военные и не политики, чтобы правду от родственников скрывать, какая бы горькая она не была.

Пьяные слёзы в четыре ручья полились на стол.

- Угомонитесь, пацаны. Конечно же, первым делом разыщем тело вашего боевого товарища, предадим земле согласно традициям и, только после этого реализуем наш план. Отомстим гадине. Оставим её без еды и самогона. – Внезапно он насторожился. - Тихо! Никто, ничего не слышал?

- Вроде кричит кто-то или мне почудилось?

Сидящие на диване умолкли, прислушиваясь к тишине. Но кроме чавканья коровьих копыт, увязающих в грязи и навозе скотного двора, ни какие посторонние звуки слышны не были.

- Вроде, спокойно везде, - приставив ладонь к уху и вращая головой, как филин, сказал Женя.

- Давайте, мужики, тише гомонить, - перешёл на полушёпот Федя. – Не приведи господь, доярки услышат. Они из этой фермы, стриптиз - клуб сделают.

- Не услышат, - Игорёк пренебрежительно махнул рукой. Мы на крыше как орали, на помощь звали. Кроме тебя ни одна собака не откликнулась.

- Это вам везение выпало, ребятки. Как говорится, к тузу – десятка. Если бы до доярок докричались, сейчас бы не самогончик лакали в приятной компании, а в голом виде по коровнику прыгали, как обезьяны.

- А мы и так скакали как обезьяны, когда от быка ноги уносили. Только и разницы что в одетом  виде. – Игорёк пьяно ухмыльнулся. – Так ты здесь от доярок прячешься? Их больше чем быка опасаешься? Представляю, какие там красотки. Одним своим видом полноценного мужика, на такую высоту загнать, это что-то. Бабки ёжки – кривенькие ножки.

- Да, нет. Не в том дело, - Федя нетерпеливо махнул рукой. – Девки все как на подбор, молодые, здоровые и сисястые. Одна беда – незамужние да разведёнки. Для них слово секс, как для породистой собаки – фас. Такую стойку на мужиков делают – залюбуешься экстерьером. Месяц назад к нам из райцентра телемастера прислали. Договор у нас с их мастерской, вот они, когда - никогда и присылают специалистов. Кому телевизор отремонтировать, кому, просто, профилактику сделать. А в тот раз парень попался молодой, резкий, как сиропчик. Конъюнктуры села не знает. От семьи на волю вырвался и давай носом воздух обонять, верхним чутьём женский след брать. Одна из доярок его и заарканила в клубе. Мужик как почуял, что дела на лад пошли, ну и понесло его. Для закрепления эффекта даже жениться обещал, дурачек. Правда, потом обещал, не сразу. А она его тихонечко под ручку и на ферму в подсобку. А там ещё шесть таких же озабоченных. Уже выглядывают, интересуются, кого товарка подсекла? А у самих-то глаза горят, груди – во, чуть меньше, чем вымя у коровы. Все в ожидании. А ручки-то, рабочие. Из таких ручек не каждая корова вырвется. Куда там этому несчастному телемастеру рыпаться. Вы только прикиньте, даже если  каждая просто пощупает, не тело – сплошной синяк будет. Правда, о мужике этом, телемастере, ничего плохого сказать не могу. На помощь почти не звал. Только под утро покричал немного и затих. Слышно было, если только специально прислушиваться. Я, правда, наблюдал, как он утром уходил. Отсюда наблюдал. Сверху хрошо-о-о видно. Уползал. Ногами совсем не мог двигать, как подранок, - по его щеке покатилась жалостливая слеза. - Видно было, что каждое движение с трудом ему даётся. Потом, пропал куда-то. Девки весь следующий день его искали, видно отслужил на совесть, не сачковал, но так и не нашли. Мужики говорят, сутки в стоге отлеживался, а потом ушел. Вместе с инструментами и чемоданчиком, в котором эти инструменты были, как в воду канул. Мне думается, что всех непутёвых и бабников к нам на перевоспитание посылать надо. День – два флирта и из таких половых гигантов, не то, что отличные семьянины получатся, вообще, породу замечательных холостяков можно будет селекционировать.

- Не повезло мужику, - заметил Игорёк. Но по выражению его, ещё не знавшего бритвы лица было видно, что для себя он ещё не решил, повезло, всё-таки мужику или нет. Затем авторитетно бросил. – На такие мероприятия поодиночке ходить нельзя. Толпой надо.

- Разве ситуацию угадаешь? – со знанием дела возразил Женя. – У него, так получилось, а могло быть по-другому.

- Всё-таки, кричит кто-то на улице. Я посмотрю, пожалуй. Мало ли что? Может Яшка кого настиг в недобрый час.

Федя направился к лестнице и стал неторопливо подниматься наверх. Через несколько минут раздался его приглушенный голос.

- Ну, что я говорил? Слух у меня, дай бог каждому такой иметь. Мужик орёт. Скачет по траве и орёт благим матом на всю округу. Мама моя дорогая, вот это концерт. Сам-то мужик-то в ватнике, но, почему-то, без штанов. Полунудист. Я, сколько здесь живу, такого безобразия ещё не встречал. Верхняя часть тела одета, как зимой, а нижняя, как летом на нудистском пляже. Скорее всего, от наших дам вырвался с небольшими потерями гардероба. Вот почему они на ваши крики без внимания. Заняты были.

Нетрезвые студенты поднялись с дивана и, покачиваясь, направились к лестнице. Через некоторое время взору их предстала картина, так красочно описанная Федей. На небольшой полянке за загоном, высоко подпрыгивая метался человек, выкрикивая ругательства и грозя  кулаком в сторону фермы.

- Так это же покойный Валерик, - заплетающимся языком констатировал Игорёк. – Даёт копоти. Видно, Федя,  ты был прав. Подфартило нам, что на тебя нарвались. А его, доярки спасли и, судя по всему, потребовали рассчитаться за услугу сразу же. В долг не поверили.

- Слышите, мужики? – Женя ткнул пальцем в сторону суетящегося  Валерика. – Сюда его надо, к нам.

- А на кой нам эта сексуальная жертва. Да ещё в таком непотребном виде, - Федя почесал затылок. – Если уж побывал у наших дам, толку с него мало. Да и орёт он всё время, как резаный.

- Вот именно! – Женя поднял вверх указательный палец. – И будет орать. На крик народ сбежится. Скандал. А мы его здесь отогреем, стресс снимем самогончиком. Глядишь, и вернём обществу полноценного гражданина в разумном состоянии. Да и друг он нам, а друзей в беде не бросают.

- Бедный Валерик, - Игорёк грустно смотрел вниз. – От быка ушёл, а от доярок не смог. Доверчивый очень. Думал, они ему добра хотят. Почуял женскую ласку чужих людей, потянулся. Думал, она материнский характер носит. Наслушался сказок, дурачок, о том что красота спасёт мир. Мир-то может и спасётся, а вот он не смог уберечься от насилия.

- Ну, будет, не страдайте. Слезу нытьём своим  вышибаете, - ворчал Федя, спускаясь вниз. – Вы двое ползите по крыше как можно ближе к нему и постарайтесь его успокоить. Мол, с кем не бывает. Не ты первый, не ты последний в этот русалий омут попадаешь. Мол, психологическая травма не навсегда. Со временем пройдёт. Все эти кошмары забудутся, раны и потёртости зарубцуются. И так далее, а я пока за верёвкой схожу. На верёвке мы его и поднимем к нам наверх.

Студенты, прижимаясь животами к черепице и раскидывая в стороны руки и ноги, по-лягушачьи поползли по крыше. Путь был не очень длинным, но добираться таким непривычным способом оказалось настолько затруднительно, что на преодоление маршрута потребовалось довольно значительное время. Достигнув края крыши, они посмотрели вниз. Валерик беспорядочно двигался в противоположную от наблюдателей сторону. Внезапно он сделал резкий разворот на сто восемьдесят градусов и, перейдя с рыси, на галоп двинулся в обратную сторону. Когда на полном скаку он достиг угла скотного двора, на крыше которого словно две вороны восседали его приятели, Женя громко окликнул его по имени. Человек в фуфайке остановился как вкопанный и прислушался. Зов повторился. Вопль восторга сотряс хилую грудь Валерика, когда подняв голову вверх, он увидел на крыше двух друзей, которых на этом свете уже увидеть не надеялся.

- Тихо, не ори, - икая, сказал Игорёк. – Сейчас мы тебя поднимем.

Спустя несколько минут рядом с двумя мелкокалиберными головами его друзей, несчастный увидел ещё одну, огромную и бородатую.

- Обвяжись вокруг себя покрепче, поднимать тебя будем, - посоветовала бородатая голова.

Обратный путь по крыше представлял собой жалкое зрелище. Валерику, каждое движение ползком давалось с трудом. Черепичная крыша царапала незащищённое его тело, вызывая мучительные боли. Кроме того, его зад, представляющий огромный кровоподтёк, при каждом неосторожном движении пронизывала острая боль. Друзья недоумевали. Их подельщик вернулся с того света совершенно не в том состоянии, в котором туда отправился. Тень неразгаданной тайны витала над событиями последних часов пребывания на ферме.

Вернувшись на базу, приятели заняли свои прежние места. Спасённому предложили табурет. Он устало опустился на край его и тут же, словно ужаленный, вскочил на ноги. Последовали, наблюдаемые уже ранее прыжки, сопровождающиеся нечеловеческими воплями. Валерик прыгал и завывал словно шаман на большом языческом празднике.

- Боже мой! – выдавил из себя Женя. – У него корма разбита вдребезги.

- Что? – не понял Федя.

- На заднице, говорю, живого места нет. Пытали они там его, что ли? Смотрите и прыщи по всему телу. Да он весь в прыщах. А мы его руками трогали. Федя, вы, что сифилисных доярок на ферме держите? Мировое сообщество запретило же применять бактериологическое оружие против мирных граждан.

- А они в столовке ещё молоко нам своё суют. Каждый день. Кушайте, говорят, для здоровья полезно. Как ещё нас прыщами не закидало. Ходили бы все в коросте, - расстроился Игорёк.

- Да, нет. Чистые бабы, вроде. Жалоб пока не было. Этот первый от них в таком затрапезном виде выскочил. Может телемастер червивым оказался и теперь, вот и мы до такого конфуза дожили. А, вообще-то, смотрю я на него и думаю, непохоже, что он у наших девок побывал. Оттуда все, как выжатый лимон выходят. Еле, еле ногами шевелят. А этот. Уже целый час прошёл, а он как конь прыгает. Столько сил они бы ему не оставили, это однозначно.

- Это не сифилис, - внимательно рассматривая прыгающего друга, подытожил Женя. – У сифилиса, инкубационный период – месяц, а этот, не успел на блуд сбегать, а уже весь в прыщах и с разбитой задницей. Тут, что-то другое. Надо ему самогона дать. Побольше. Стресс снимем, успокоится, всё сам расскажет.

Манипуляция была произведена довольно быстро и профессионально. Пока Женя с Игорьком удерживали беснующегося друга за руки, Федя, привычным движением, отточенным до автоматизма, влил в кричащий рот полный стакан самогона. Туда же последовала и половина луковицы, призванная сыграть роль закуски. Валерик застыл, уподобившись восковой фигуре. Мутные его глазёнки выползли из орбит; бледное лицо быстро превращалось в красное, переливаясь оттенками от светло-розового до свекольного. Кашель, слёзы и сопли, вызванные нетрадиционным методом лечения, проявились одновременно. Спустя некоторое время, данное подопытному на усваивание организмом натурального продукта, эксперимент был повторен. Второй стакан прошел легче и прижился сразу. Сникшего Валерика уложили животом на диван, дабы не беспокоить повреждённые места. Блудный сын впал в анабиоз.

Прошло немало времени, пока страдалец пришёл в себя и смог поведать историю своего падения. Это был весьма поучительный рассказ о том, что предусмотрительность – это именно та черта характера, которая помогает человеку в сложных ситуациях найти выход из самого затруднительного положения, а иногда и спасает жизнь. Суть рассказа сводилась к следующему.

Отдав последние распоряжения друзьям, он направился к входу в стойло, где и находилась ничего не подозревающая жертва эксперимента. Внезапно, его взгляд наткнулся на фуфайку и ватные штаны, висящие на гвозде вбитом в бревенчатую стену. Несколько в стороне, на полу, валялся разбитый стул. У предусмотрительного естествоиспытателя мелькнула мысль, что эту спецодежду ему послало само провидение. Натянув на себя фуфайку и брюки, он почувствовал себя намного увереннее, но не до конца. Всё-таки этой защиты было явно недостаточно.  Подняв с земли сидение от стула, Валерик задумчиво повертел его в руках. Затем попытался пристроить его в качестве прокладки между своим тощим задом и штанами. Не с первого раза, но эксперимент получился. Поверхностный осмотр защищённого тела произвёл благоприятное впечатление - он напоминал средневекового рыцаря в полных боевых доспехах вышедшего на ристалище, чтобы сражаться и побеждать. Мыслил, он абсолютно правильно. Если столкновение с быком всё-таки, произойдёт, то в ста случаях из ста вероятных событий морде быка могли быть противопоставлены сколиозная спина и пара тощих ягодиц студента. А, из этих сложных умозаключений следовал лишь один обнадёживающий вывод - удары по убегающему телу будут менее чувствительны, а последствия столкновения – не столь плачевны. Обезопасив себя, таким образом, новоявленный тореро отправился исследовать судьбоносные протоки. Когда он понял, что обнаружен быком, первая мысль мелькнувшая в мозгу была вырваться за пределы скотного двора и удалиться как можно дальше от опасного места. Но попытавшись совершить прыжок, дабы на старте получить солидную фору на дистанции, Валерик осознал, что бежать он не в состоянии. Получалось только ходить, да и то плохо. Сидение так распёрло в стороны брюки, что шажки выходили совершенно лилипутскими. Потеря же драгоценного времени на извлечение сидения из штанов привело бы к верной гибели. Единственное место, куда можно было добраться быстрее быка, оставалась зона парковки коров. Попытка скрыться под защитой коровьего стада напоминала Валерику занимательную игру - бег в мешках, когда соревнующиеся сунув ноги в мешки, где прыжками, где ползком пытаются достичь финиша. Только в данном случае условия конкурса были жёстче. На кон поставлен не какой-нибудь дешёвенький приз, а сама жизнь спортсмена. Через время, которое можно бы было назвать рекордным, гонимому студенту удалось даже в таких экстремальных условиях закрепиться под толстым брюхом Рыжухи. Но корова, до этого момента выглядевшая вполне смирным и добродушным животным, вдруг стала проявлять признаки беспокойства. Оставаясь в столь ненадёжном укрытии, беглец рисковал быть раздавленным коровой рекордсменкой. Ситуация становилась критической. С одной стороны беснующаяся корова, с другой – расчётливый и хладнокровный бык–убийца. Как удалось выбить головой стекло и проскочить верхней половиной тела наружу, Валерик вспомнить не мог. Но зато отчётливо, в подробностях, поведал о самом столкновении. В какое-то время ему вдруг показалось, что в задницу врезался локомотив, движущийся со скоростью сто километров в час. Уже после столкновения, пролетая над загоном и обозревая прекрасный пейзаж открывающийся с высоты птичьего полёта, он понял, что всё-таки это был бык, а не средство передвижения по рельсам. И позже, лёжа в крапиве и оценивая ситуацию находясь уже не в динамическом движении, а в состоянии относительного покоя он, наконец-то догадался, что же всё-таки помешало полностью миновать окно, но, в то же время, помогло сохранить жизнь. Сидение от стула, прикрывавшее тыловые укрепления значительно ослабило удар. Бык, нанеся сокрушительный удар по оставшимся без прикрытия оборонительным сооружениям противника, вышиб последнего не только из окна, но и из всех имеющихся на нём штанов. Сознание вернулось к Валерику довольно быстро, поскольку крапива беспощадно жгла и жалила незащищённые места.

Придя в себя окончательно, он вдруг вспомнил, что был не один. Щемящее предчувствие утраты сжала его сердце. Картина расправы обезумевшего от ярости быка над совершенно беззащитными друзьями, всё это время стоявшая у него перед глазами, вызвала жгучий поток слёз. Слепая ярость овладела несчастным. Обжигающий огонь мщения заполыхал в избитой груди. Выскочив из крапивы он беспорядочно метался вдоль загона, выкрикивая ругательства и грозя быку грязным кулаком. Состояние его передать было не возможно. И страх, и боль, и ненависть, и отчаяние, всё слились в единое, противоречивое чувство.

- Да, теперь уж точно Марковича не миновать, - скребя бороду, задумчиво потянул Федя. – Только, как нам по селу-то идти с таким горем?

- Штаны надо бы его достать, – заявил Игорёк. – Они до сих пор в окне болтаются – с наружи – ватные, а внутри его собственные и трусы. Как матрёшки, только наоборот.

- Да ты что? – засомневался Женя. – Как ты с крыши до окна-то дотянешься. Там расстояние метра два будет, не меньше. Спуститься бы на землю, так среди нас не наблюдается ни одного тореадора. Смотритель не в счёт, он сам быка боится. Как мне этот гад парнокопытный надоел, видеть его не могу, поганку.

- Достать не проблема, - Федя полез за диван и извлёк оттуда большой тройной крюк, привязанный к длинной бельевой верёвке. – Вот этим и достанем. У нас такой крюк кошкой называют. Им из колодца вёдра достают, если они с цепи обрываются и тонут невзначай. Надо таким Макаром бросить кошку, чтобы она штаны зацепила и тогда будет всё в порядке.

После нескольких неудачных бросков замысел удалось реализовать. Можно было продумывать пути безопасного отхода с фермы. Осторожно, стараясь не задеть травмированных мест, вставили Валерика в штаны. Он икал, лез целоваться и бормотал, что совсем по-другому представлял себе рай.

- Что дальше-то? – поинтересовался Игорёк. – Как выбираться будем? Бык нас не выпустит с Валериком на руках.

- В сторону загона нам идти нет резона, - задумчиво произнёс Федя. – Значитца, спустимся  в том месте, где мы этого контуженного подобрали.

- Да ты что? – Женя поднял руку высоко над головой, – там же высота метров пять будет. Прыгать нельзя, ноги переломаем.

- Кто тебя прыгать-то заставляет? – Федя повертел пальцем у виска. – Тоже мне, Бубка, какой выискался. По верёвочке аккуратненько соскользнём и повреждённого таким же Макаром доставим. Морока с ним, ей богу. Ну да ладно. Резину тянуть нам резона нет. Пошли потихоньку.

Судорожно ухватившись руками за верёвку и упираясь дрожащими ногами в бревенчатые стены, один за другим, начали спуск. Благополучно доставили и Валерика, предварительно спеленав его, как мумию. Во время спуска длившегося буквально несколько секунд,  Валерик нетрезвым голосом затянул песню. Можно было разобрать некоторые слова.

- Парня в горы тяни, рискни, - советовал он упирающимся друзьям.

Такой поворот сюжета не вызвал неудовольствия разве что только у Феди.

- Ну даёт, - восхищался он. – Не так давно помирал человек, а теперь поёт и веселится. Получается, - рассуждал он, - совсем мало надо, что бы музыкальный талант прорезался - получить по заднице яшкиным лбом.

- Не мудрено, что поёт, - возразил Игорёк. – У тебя не самогон, а наркоз какой-то. Я вот то же качаюсь, как камыш на ветру. Могу и не дойти.

- Дойдем, - уверенно заявил Федя. - Только не селом пойдем. Огородами, оно надежнее получится.

- Огородами лучше, конечно. Народу в это время там почти нет. Только, думается мне, с тылу мы нужный дом, пожалуй, и не признаем. Со стороны огорода, они все одинаковые.

- Послушай, Федя, - Женя тронул шедшего впереди  за плечо. - Может быть попозже к ветеринару. Надо бы, вначале Валерика доктору показать, рентген костей таза сделать.

- Откуда здесь врач-то возьмется? – отмахнулся Федя. - Тут фельдшер, и то один на три села. Он, правда, вашему приятелю вряд ли поможет. Пятнадцать километров до него добираться надо и не всегда на колёсах. А у ветеринара жена - травница на весь район известная. Любые раны заживляет, и такие болезни излечивает, за которые районные медики уже и не берутся. К ней и попросимся. А, пока она с этим травмированным возиться будет, надо с Марковичем, о нашем деле договориться.

 

ЧАСТЬ 4.

 

Двигались медленно, постоянно теряя тропинку в сумерках. Валерик дважды умудрился упасть в грязь, хотя вокруг было относительно сухо. Падая  во второй раз, увлек за собой обоих приятелей, чем вызвал недовольство уже основательно вымокшего Жени. Было довольно темно, когда приятели добрались до нужного места и, миновав дорожку, разделяющую огород на две равноценные части, вышли к искомому дому. Дальше двигаться было нельзя. Впереди, на толстой металлической цепи огромной серой тенью бесновалась овчарка, пытаясь достать зубами незваных гостей. Хотя и не бог весть какое, но удовольствие, если целый день на цепи сидишь.

- Тихо, Волчок, - пытался угомонить собаку Федя. - Что ты, дурачок, своих не признаешь? Это же я, Федя.

Собака категорически отказывалась признавать бородатого Федю своим, продолжая рычать и скалить огромные жёлтые клыки. Вскоре послышался скрип двери, и на пороге обозначилась согбенная тень. Человек, подавшись вперед, внимательно всматривался в темноту.

- Это что за нечистая сила в темноте по огороду шатает? Потопчите мне томаты, ироды окаянные. Я вот сейчас Волчка спущу, он вам задницы понадирает, - судя по сварливому голосу, хозяйка была явно не в духе.

- Зря ты, Тимофеевна, рогатого к ночи поминаешь. Да и с огородом твоим ничего не станется. Я это, Федор, не узнала, что ли? Попридержи собаку, бога ради. Не ровен час, сорвется с цепи. Мы, тут к тебе за помощью, с пострадавшим.

- Какой еще Федор? Ганкин, что ли? Ты, что, пацан, по огородах ночью бегать?

- Я что, до утра тебе с огорода орать буду? Придержи, говорю, собаку, дай пройти. Когда увидишь, что случилось, самой не до разговоров будет.

Затарахтела цепь и собака под натиском ног хозяйки, ворча и огрызаясь, нехотя полезла в будку.

- Ну, проходите, если пришли. Что там у вас, такое чрезвычайное случилось, Что до свету потерпеть не можна?

- Чрезвычайная ситуация мать, авария органов и частей тела. Сейчас сама увидишь, - Федя тяжело поднялся по ступенькам, открывая дверь, ведущую в дом. За ним как привязанные, покачиваясь и спотыкаясь, проследовали три тощие тени. Хозяйка вошла последней, пропустив гостей вперёд. Гости, сняв в прихожей обувь, прошли в комнату. Комната, совсем крохотная, служила вероятнее всего продолжением коридора. Справа, вплотную упираясь высокими металлическими спинками в противоположные стены, стояла кровать непонятно каким Макаром туда втиснутая. Тусклая, засиженная мухами, сороковатная лампочка без абажура, как могла освещала убогое помещение.

- Так, что там, у вас, скоилось? - все так же, нетерпеливо наседала хозяйка.

Пришельцы молча уложили раненого на кровать, животом вниз, предъявив пораженной  женщине павианий зад Валерика.

- Смотри, Тимофеевна, что случилось. Видишь, какая авария с этим студентом приключилась. Катастрофа.

- Боже ж мой! Та, где же его, бедолажного так стукнуло? Бедный хлопец совсем без жопы остался, - всплеснула руками хозяйка.

- Бык, Тимофеевна. Яшка, язви его печаль. Оторвался зараза. Налетел на пацанов ни с того, ни с сего. Этого вот, убогого, подмял, да и остальные еле-еле ноги унесли. Представляешь, до верхов дойдет. Скандал. Никому жизни не будет. Особенно племяшу твоему, председателю нашему. Комиссии разные понаедут. Будем не успевать встречать и провожать, одну за другой. Из милиции, из прокуратуры, а как же? Хлопот хватит. Я тут с ребятами договорился, чтобы они шум пока не поднимали. Но и с нашей стороны все должно быть так, как надо. Поняла?

- Дела! А, если у него кости розтрощены. На всю жизнь будет калекой. Кого потом, таскать будут? Меня. Если я за это дело возьмусь.

- А ты смотри внимательнее. Мы же не зря к тебе первой пришли, - и, наклонившись к уху, прошептал. - Ты же протокол составлять не станешь, а?

- Тьфу на тебя! Языком ляскаеш, як помелом. Та еще горилкой прет от тебя. Где уже надрался, бисова дытына?

- Так, он, пострадавший этот, прыгал как обезьяна и орал, будто его режут. Пришлось дать успокоительного. Да и дружкам его плеснул, чтобы с мыслями собрались и шума лишнего не поднимали. Ну и, сама понимаешь, разнервничался. Распсиховался. Как представлю себе, что нам всем грозит, дрожь по всему телу.

Женщина склонившись над кроватью, осторожно ощупала пострадавшие участки. Подняв через некоторое время голову, она с облегчением констатировала.

- Кости, як будто целы. Переломов нет. Надо бы в райцентр отвезти, та рентген сделать. Так он пьяный, як цуцык.

- О каком рентгене речь, Тимофевна. – Ты у нас, лучше любого рентгена. Всех насквозь видишь.

- Ну, ну, побалакай мне тут... Балаболка.

- Молчу, молчу. Договоримся так. Передаём в твои заботливые руки пострадавшего от общения с живой природой исключительно для прохождения курса принудительного лечения. Ты же у нас знахарка известная на всю округу и ближайшие окрестности. Думаю, за пару дней поставишь парня на ноги. Мы же не теряя времени с Марковичем потолкуем о том, о сём…

- Он  сейчас мама сказать не может. Пьет вторую неделю, не просыхает и мычит, как бык. А, когда не пьет – спит в сарае на сене.

- Надо же, уже вторую неделю не просыхает? Вот здоровья у человека, дай ему бог долгих лет жизни. Ну да ладно, дело это поправимое. Я Тимофевна волшебные слова знаю. Разговорю страдальца. Соловьём заливаться будет. Где, ты говоришь, же изволит отдыхать главный Айболит нашего района?

- В сарае, где же еще. До хаты совсем не заходит.

- Пошли хлопцы, - направляясь к двери, распорядился Фёдор. – Нам предстоит трудная и ответственная работа – общение с мятежным ветеринаром, в то время, когда он полностью абстрагировался от окружающей действительности. Что же, его понять можно. Каждый отдыхает по-своему. С применением доступных подручных средств, в нашем случае самогона. Требуется вывести специалиста по кастрации из состояния медитации. Вот так рождаются стихотворные строки, идущие из глубины самого сердца и частично из желудка. Задача перед нами стоит архисложная, но, тем не менее, реальная при правильном подходе  к вопросу.

Выйдя во двор, троица спешно направилась к сараю, двери которого оказались распахнутыми настежь.

- А вот и хозяин обнаружился, - войдя в сарай, радостно воскликнул Федя.

На сене, широко раскинув руки в стороны, спал человек. Подойдя вплотную подельники склонились над спящим.

- Скоро пробудится, - авторитетно заметил Федя, - и захочет похмелиться. Но не тут-то было. Я все его заначки знаю. Применим превентивные меры…

Продолжая говорить, он направился в угол сарая и принялся там копаться. Наконец до приятелей донёсся его приглушённый голос.

- Здесь уже пусто, - констатировал он удовлетворённо. – Посмотрим остальные схроны. Маркович к запою готовится серьёзно и обстоятельно. Понимает, что в разгар процесса на помощь со стороны надежды нет. Минимум шесть тайников, максимум десять. Правда последние два-три года больше шести он не запасает. Годы уже не те, слаб здоровьем. В каждой заначке у него от трёх до пяти литров самогона, следовательно, можно легко определить на каком временном этапе запоя он находится, - голос борца с пьянством и достойного последователя небезызвестного трезвенника Михаила Горбачёва становился всё глуше. - Три первые тайника уже пусты, следовательно, половина большого пути пройдена. Четвёртая ёмкость в стадии разработки. Марковичем освоено, где-то, если прикинуть на глаз – литр сто – литр двести напитка. Значит пятый и шестой запасники пока в девственном состоянии.

- Это надо же так тонко чувствовать конъюнктуру села, - поразился Игорёк, с восторгом наблюдая за манипуляциями старшего товарища.

- Опыт, опыт и ни чего кроме опыта и врождённой наблюдательности через дырки в заборе, - тут же отреагировал знаток традиций села.

После непродолжительных поисков все тайники были аккуратно вскрыты, а оставшийся алкоголь, подробнейшим образом учтён в литрах и граммах.

- Итого, - подвёл итог Федя, - семь литров, восемьсот, в лучшем случае, девятьсот граммов неосвоенного напитка. – Тимофеевна, - позвал он в распахнутую дверь сарая, - квас неси. Будем проводить воспитательные мероприятия, в основе которых предполагается замена крепких напитков на лёгкие, освежающие.

Женщина, принесла бидон с квасом и, отойдя в сторонку, принялась с любопытством ожидать окончания эксперимента.

- Квас у меня добрый, буряковый. Только пить он его не будет. Он, кроме горилки и молока, ничего в рот не берет.

- Будем посмотреть, как говорят в Одессе, - отверг прогноз Федя, отпивая квас из бидончика. – Отличный свекольный напиток, - похвалил он хозяйку, - пил бы и пил. И чего только твоего супруга к самогону тянет, не пойму. Извращённый вкус у него, что ли?

- Ты смотри какой непьющий нашелся! Ты его тоже пить не станешь вместо горилки. Вон сколько самогона накопали.

- Кстати о самогоне. Ты бы сообразила три стаканчика да закусить нам с хлопцами. Исключительно для твоей же семейной ячейки стараемся. Сама понимаешь, чем больше выпьем мы, тем меньше достанется ему.

Тимофеевна неодобрительно покачивая головой ушла в дом. Фёдор перелив квас в один из опустошённых ветеринаром бутылей вернул его на прежнее место. В пятую и шестую заначки он поставил бутыли наполненные водой из колодца.

- Вот сюрприз-то будет Марковичу когда пробудится. Вот где удивится сердешный. Ответьте мне мужики как на духу, вы драмы любите? Я, так просто обожаю. Сейчас мы разыграем пьеску с названием "Драма в сарае". Прошу преждевременно не аплодировать, и вообще, меньше выражать эмоций, чтобы не нервировать актёра. Сегодня у него дебют.

 Вытолкнув студентов из сарая, он предложил им расположить за столиком под абрикосом, откуда спящий был виден как на ладони. Сгорающая от любопытства Тимофеевна быстро накрыла стол в саду.

- Ну что же, - удовлетворённо разливая самогон по стаканам, заметил Федя, - провозглашаю тост за открытие сезона по борьбе с алкоголизмом.

Много было поднято тостов и сказано речей, прежде чем лежащий на сене человек стал подавать первые признаки жизни.

- Вашему вниманию, уважаемые театралы, предлагается первый акт трагедии, который я бы назвал "Пробуждение", - принялся комментировать Федя, проглатывая очередную порцию спиртного. – Здесь-то и завязывается сюжет пьесы.

Ветеринар не размыкая век, кряхтя и тужась, попытался перевернуться на живот, что ему не без труда удалось сделать. Ощупав дрожащей рукой сено, он после непродолжительных поисков извлёк на свет божий двухлитровую полиэтиленовую бутылку, наполовину заполненную молоком.

- Вот, пожалуйста, что я говорил. Профилактическое испитее. Применяется как первый этап в серии обязательных мероприятий по восстановлению пришедшего в негодность организма.

Раскачиваемый похмельными парами, Маркович, обхватив обеими руками бутылку с молоком и, припав дрожащими губами к горлышку, стал жадно пить. Опустошив ёмкость, он совершенно обессилевший от непомерной физической нагрузки, рухнул навзничь на своё гостеприимное ложе.

- Жизнеутверждающее окончание первого акта. Господа, занавес опускается, - прокомментировал Федя дебют самодеятельного актёра. – Коротко резюмируя развернувшиеся в первом акте события, мне бы хотелось акцентировать внимание театралов на то, насколько натуральным и свежим выглядела картина воскрешения падшего ветеринара. Как тонко прочувствовал актёр линию поведения своего героя…

- Ни чего такого выдающегося не произошло, - бесцеремонно заявил Женя. – С точки зрения медицины, наблюдаемый нами процесс, ни что иное, как восстановление временно утраченных функций двух жизненно важных рефлексов – хватательного и сосательного.

- Точно, - подтвердил Игорёк. - Скорее всего, организм фельдшера возрождается поэтапно, с прохождением всех возрастных стадий своего становления. Представленные тобой Федя телодвижения, выдаваемые за результат актёрского мастерства, на поверку ни, что иное, как восстановленные рефлексы, присущие человеку исключительно в грудном возрасте.

- Спорить не стану, - сдался покладистый Федя. – Но, как талантливо пятидесяти трёх летний мужчина сыграл роль грудного младенца! Этот факт вы не сможете оспаривать.

- Элементы творчества имеют место быть, - не стал упорствовать Игорёк. – Буквально следы.

Ветеринар, с преогромнейшим трудом утвердившись на коленях, окинул бессмысленным мутным взором помещение сарая, безуспешно пытаясь сориентироваться во времени и в пространстве.

- Второй акт пьесы, - продолжил Федя прерванный комментарий. – Амнезия настигла героя трагедии на самом пике творческого взлёта. Полная потеря памяти и координации. Заметьте сколь сильны внутренние противоречия терзающие его хилую плоть и, я бы даже сказал, пьяную душу. Какие титанические усилия прилагает он, что бы обрести утраченную память – вспомнить кто он, откуда родом, нащупать свои социальные корни. Как естественно он изображает панический страх перед пугающей неизвестностью.

- Ни чего подобного и близко не наблюдается, – прервал поэтическую прозу примитивно мыслящий Женя. – Опять же работают рефлексы. Клиент хочет выпить, но не в состоянии припомнить место, где укрыл заначку. В этом факте и скрыта трагедия момента.

Ветеринар, стоя на коленях и раскачиваясь, слово молодое деревце под напором шквального ветра, то засыпая, то погружаясь в пучину глубоких раздумий. При совершении очередной амплитуды колебания он поднял руку и нетвёрдо указал перстом в самый тёмный угол сарая и, тут же, опутанный сомнениями отверг ложное направление поиска. Палец, проведя незримую прямую линию замер, мелко подрагивая.

- Согласно строго выверенной логики восстановления утраченных функций организма, - расшифровывал манипуляции Марковича Игорёк, - он приступит к поискам первой заначки и, последовательно восстановив всю цепочку событий, постепенно приблизится к предмету своих изысканий.

- Вот тут Вы заблуждаетесь, друг мой, - возразил Федя. – Вдумайтесь в смысл всего трагизма поиска. Обратите внимание на то, как надломлен актёр. С каким неимоверным трудом даётся ему каждое, даже самое незначительное движение. На долгие поиски сил нет. Остаётся одно – настойчиво вспоминать до тех пор, пока не откроется истина и тайное вновь не станет явным.

- Это ты Фёдор немного того, загнул, - выразил сомнение Игорёк. – В его-то состоянии дай бог вспомнить собственное имя или название родного села.

- Время – лучший арбитр, друзья мои. Оно и рассудит наш спор. Взгляните на нашего подопечного. Не так уж долго пришлось томиться в ожидании.

Студенты с изумлением наблюдали за тем, как ветеринар, встав на четвереньки, с уверенностью охотничьего пса взявшего верный след быстро пополз к четвёртой заначке. Приблизившись к тайнику, он с настойчивостью крота принялся рыть, разбрасывая сено, пока на поверхности не показался вожделенный бутыль.

- Ну, кто прав, медицина? - пророкотал довольный произведенным эффектом Федя. – Нет, Маркович не будет  растрачивать драгоценную энергию попусту. Он точно знает, где нужно рыть.

- Надо же, - поразился Женя, - так быстро обнаружить нужное место. – И, это при всём при всём том, что головной мозг практически не функционирует.

- А спинной мозг зачем дан человеку? С какими целями тянется он от головы и до самого копчика? Ведь он тоже мозг, как ни крути. Вот этим продолговатым пучком нервных волокон и вёлся поиск.

Ветеринар неуклюже возился в углу, пытаясь сдёрнуть с бутыля полиэтиленовую крышку. Та не поддавалась натиску, плотно замуровав полезное отверстие. Рыча, он царапал гладкое стекло закорузлыми пальцами пока, наконец, крышка с глухим хлопком не соскочила с бутыля. Окончание процедуры вскрытия сопровождалось одобрительным ворчанием.

- Вот, именно на этой высокой ноте и произойдёт обострение внутренних противоречий. Потратив колоссальное количество энергии, наш герой к огромному своему разочарованию обнаруживает предательскую подмену напитка. Острая потребность в алкоголе и глубочайший стресс, вызванный невозможностью её удовлетворить, нанесёт ему глубочайшую моральную травму.

После непродолжительного затишья из глубины сарая донеслось невразумительное бормотание и удивлённые возгласы. Маркович кружился у бутыля словно собака, потерявшая сахарную кость, периодически обнюхивая содержимое и рассматривая жидкость на свет. Спокойные звуки вскоре сменились визгливыми подвываниями, переросшими в яростные нечленораздельные выкрики, свидетельствующие о том, что напиток, наконец-то, был идентифицирован и отвергнут. Отбросив ёмкость с квасом, жертва бесчеловечного эксперимента на четвереньках устремилась к следующему тайнику. Душераздирающий вопль невидимого ветеринара оповестил участников трагедии о том, что колодезная вода так же пришлась ему не по вкусу. Звон битого стекла принёс печальную весть о трагической судьбе бутыля из последнего тайника. Вскоре после описанных событий в дверном проёме сарая возникла грозная, но не бритая тень отца Гамлета. Плечи Марковича содрогались от рыданий, крупные капли слёз крупными бриллиантами сверкали на дрожащих ресницах.

- Вот он, - вскричал Федя голосом полным трагизма. – Вот он финальный момент эпопеи. Взгляните на искажённые страданиями черты лица героя. Утрата, боль, безысходность и паника – вот, что можно прочесть на лице несчастного. Утерян смысл жизни, надломлен тот стержень, на который опиралась воля страдальца. Остаётся единственно правильный выход – покончить с собой, перерезав сосуды. Тем более и напрягаться-то не надо, приложи осколок бутыля к вене и всё. Ручки-то у него так трясутся, что остальное само по себе произойдёт. Что такое? – разволновался он услышав всхлипывания за спиной.

- Расстроил Ты Игорька, Федя. Такие ужасы демонстрируешь, не каждая психика выдержит. Я так думаю, скорее всего, на вашем селе лежит проклятье. Посуди сам. У этой, которая с кабанчиком – два мужа покойника, третий – неврастеник; телемастер – жертва сексуальных домогательств, опять же неизвестно, выжил или нет. Возьмём наш случай – Валерик, оставшийся практически без задницы и, теперь, вот этот несчастный, стоящий на краю гибели. Ни одного благополучного исхода.

 

ЧАСТЬ 5

 

- Ты прав, Женя. Мне тоже нравятся истории со счастливым концом и мы, считаю, вправе внести коррективы в сценарий трагедии. Маркович, - ласково позвал он.

Человек в дверном проёме встрепенулся, как собака, услышавшая знакомую команду.

- Маркович, - повторил Федя призыв, - иди к нам родной. Мы тебя успокоим, самогончиком освежим.

Ветеринар нестройно двинулся на призыв.

- Сюда, на лавочку присаживайся. Вот так, - освобождая место, приговаривал Федя. – Ишь, как истомился сердешный, измучился. Лица на тебе нет, не могу, правда, припомнить, было ли оно прежде. Хлебни из стакана. Не квас, пей смело, - успокоил он ветеринара, пытавшегося обнюхать напиток.

Обнаружив в пределах досягаемости органов обоняния аромат знакомого напитка, тот принялся суетиться и, потеряв равновесие, рухнул на землю.

- Как разволновался, бедняга, - посочувствовал Федя, водружая Марковича на прежнее место. – Пей, не торопись, ни кто не отнимет.

Ветеринар, проглотив содержимое стакана со счастливой улыбкой на лице, потянулся к бутылю, как младенец тянется к материнской груди.

- Ну, ну. Попрошу без фанатизма, - остановил его Федя. – Объявляется технологический перерыв. Остальной продукт получишь после допроса. Ты меня хорошо слышишь, Маркович?

Ветеринар резко уронил голову на грудь.

- Мне кажется, что слышит, - резюмировал Женя.

- Может быть, и слышит, - выразил сомнение Игорь, - а возможно, просто, тяжело ему столько времени удерживать голову в вертикальном положении.

- А это мы сейчас проверим путём проведения эксперимента. Маркович, Ты, готов к беседе?

Голова вновь обессилено упала на грудь.

- Понимаешь, о чём я говорю?

Подбородок в третий раз с глухим стуком ударился о грудную клетку.

- Понимает. Маркович, нам надо кастрировать кабанчика. Повторяю по слогам. Кас-три-ро-вать. Необходимо точно знать в каком месте и что ему необходимо перерезать, чтобы лишить наследства. Задачка в два действия. Сейчас ты нам всё подробно, в деталях изложишь и разъяснишь. За добровольное оказание содействия следственным органам получишь назад свой самогон в качестве премии.

В ответ, ветеринар вертел головой и надрывно мычал.

- Ничего у вас не выйдет, хлопцы. Он мерзотник пока норму не проглотит, слова не скажет, - заметила Тимофеевна, с интересом ожидавшая результатов применения воспитательных мер.

- Будем пробовать по-другому, - глубокомысленно изрёк неутомимый экспериментатор.

Налив пол стакана самогона, Федя сунул его под самый нос жертвы запоя.

- Ах, какой у нас замечательный самогончик. На лимонных корочках настоян. Сам в рот просится. Пил бы и пил, так нет, всё Марковичу, всё ему, до последней капли. Если, конечно, он поделится с нами профессиональными секретами.

Маркович, уловив в воздухе знакомый аромат, шлёпнул губами, жадно проглотив слюну. Лицо его озарила умиротворённая улыбка.

- Так как же кабанчика-то стерилизовать, Маркович? Говори не стесняйся, здесь все свои, - настаивал искуситель Федя, отставляя стакан в сторону.

Перестав улавливать приятный запах, фельдшер сник. Его низкий лоб, покрылся сетью глубоких морщин.

- Литрррр… литрррр… литррр…, - бормотал он, что-то невразумительно.

- Литр? – переспросил Игорь.

- Наверное, меньше, чем за литр не расскажет, - перевёл Женя невнятный текст.

- Если он употребит литр, то сегодня он уже ни кому, ни чего не рассказать не сможет по техническим причинам.

- Литррртурра, - усложнил текст Маркович.

- По-моему, он говорит литература, - догадался Женя.

Маркович, одобрительно улыбнувшись, важно кивнул.

- Ты смотри, соответствует, - поразился Федя уровню интеллекта фельдшера. - И откуда он только такие слова знает. Хорошо, пусть будет литература, я не возражаю. Но, что дальше? Дальше то, что? – довольно чувствительно потрепал он кладезь медицинских знаний за плечо. – О какой литературе речь, Маркович?

- Пер… пер… пер…, - вновь забубнил опрашиваемый.

- Наверное, первач требует. Ты смотри, какой привередливый, устоявшийся самогон его уже не устраивает.

- Пер… перрсточник, - выдавил трудное слово Маркович.

- Напёрсточник? – переспросил Игорь.

- Нет, первоисточник, - перевёл Женя. – Литература, первоисточник. Понятно.

- Нет, - честно признался Игорь.

- Проще пареной репы. Тимофеевна, у вас в доме водятся книги по ветеринарии?

- Есть что-то такое. Сейчас принесу.

- Гениально. Просто и гениально, - восхитился Игорь находчивостью друга, аплодируя. – Можно возвращать Марковичу его жидкое счастье. Заслужил. Тяжёлым, можно сказать, интеллектуальным трудом заработал.

Фёдор аккуратно поднёс к губам фельдшера стакан, до краёв наполненный самогоном, который тут же и был употреблён без остатка.

- Рас… рас… рас…, - вновь блеснул интеллектом эксперт по вопросам кастрации.

- Ты смотри, как разговорился, не остановишь.

- Это он считает. Наливай ещё, одним стаканом здесь не обойтись.

 Содержимое второго стакана без каких-либо затруднений, отправилось вслед за первым.

- Пошла, как брехня по деревне, - отметил Федя.

- Рас… рас… рас…, - завёл старую песню ветеринар.

- Не чётко ведёшь учёт, Маркович. Это уже два, не считая восстановительной дозы.

- Рас… рас… рас…  кинулось море широко, - вдруг внятно заорал пьяный фельдшер, разводя руки в стороны.

- Финальная песня, - сказал Федя, волоча упирающегося фельдшера в сарай. - Пора ему возвращаться на сено, иначе придётся прослушать весь репертуар, а это - концерт до утра.

Устроив фельдшера, все возвратились на прежнее место, где их уже поджидала Тимофеевна, держа в руках толстую книгу.

- Вот смотрите.

- Так, так, - Федя осторожно принял из рук женщины толстый фолиант. Это как раз то, что нам требуется для пополнения багажа знаний. «Справочник по ветеринарии», - прочёл он на обложке. Бросим пытливый взгляд на интересующий нас раздел. Вот он сразу же и обнаружился… Страница четыреста пятьдесят восьмая.

- С литературой, в которой изложены медицинские сведения и понятия, должен работать специалист-профессионал. Передай мне, пожалуйста, первоисточник, – протянул руку Игорь.

- Это почему же? - обиделся Федя. – Мы грамоте обучены не хуже других.

- Профиль у тебя несколько не тот, - охотно пояснил Игорёк. – Чему тебя могли обучить в лесной академии по существу обсуждаемого вопроса? Разве что ветку у сосны отпилить. Но это, сам понимаешь, несколько не то. Какая же это, извините, стерилизация с целью прекращения размножения?

Фёдор неохотно расстался с книгой, признав аргументы будущего гинеколога обоснованными.

- Так, посмотрим, - озабоченно листая страницы, бормотал Игорь.

- Всё ясно, как божий день, - захлопнул справочник Игорь.

- Ясно, то ясно, - сказал Женя, не отрывая взгляда от умной книги. – Но это – сухая теория. Бесспорно, в отношении техники проведения операции появилась кое-какая определенность. Одно беспокоит – полное отсутствие  у нас навыков по излагаемому вопросу. А без практики, теория, как известно, мертва, мой друг.

- Не дрейфь, мужики. Дело поправимое, - не успокаивался оптимистично настроенный смотритель священного быка. – Главное знать, что и где резать, а с навыками как–ни будь, разберёмся по ходу пьесы. Скажу вам без лишней скромности, что и мне случалось принимать участие в ликвидации нескольких кабанчиков. Колол, конечно, не я. На это имеются специальные люди, но опыт, кое-какой, мною приобретен был. С божьей помощью справимся. Распределим обязанности следующим образом, я буду держать зверя, ну, а вы разумно объединив теорию с практикой, совершите над кабанчиком святотатство. Как, кстати, чувствует себя наш травмированный?

- отдыхает. Я ему компресс сделала и травы приложила, - изложила Тимофеевна перечень лечебных мероприятий.

- Вот, как всё чудесно складывается. Мы пойдём с кабанчиком вопросы решать, а парень наш временно у тебя останется. Вечером заберём. Лады?

- Добро, - без энтузиазма согласилась Тимофеевна.

Покинув гостеприимный фельдшерский двор, нетрезвая ватага неторопливо направилась к конечной цели своего путешествия. Дом Галины располагался на другом конце села.

- Стой, - встрепенулся Женя. – Оперировать-то чем будем? Скальпель нужен... йод или зелёнка... да и всё остальное, что требуется в таких случаях... А как же, не голыми же руками манипуляции производить?

- Да-а-а-а. Это мы дали маху, - озабоченно почесал затылок Фёдор. – Скальпеля, конечно, у меня нет, но добрый нож найдётся, острый как бритва. Йод или зелёнку раздобыть то же не проблема, в каждой аптечке есть. Там же и бинтом разживёмся. Заскочим ко мне на минутку, а после к Галине. Мой дом по пути, на соседней улице стоит.

- Возражений нет, - сказал Женя. – Только шевелись быстрее, кушать хочется. Учти, оперировать, скорее всего, на голодный желудок придётся. Не уверен, что бы Галина нас покормит авансом.

- Это точно, не такой она человек. Я мигом обернусь.

Федя появился минут через двадцать, неся в руках завёрнутый в газету пакет.

- Всё в порядке, - бодро отрапортовал он. – Собрал всё самое необходимое.

- Покажи, - попросил педантичный Женя. – Проверим всё ли на месте.

- Пожалуйста, - неторопливо развернул пакет Фёдор. – Спешу удовлетворить ваше законное любопытство,  доктор. Вот ножичек...

- Ножичек? – Игорь не верил своим глазам. Да это же гладиаторский меч.

- Ну, не совсем, чтобы меч, - смутился Федя. – Штык от немецкой винтовки. Ещё с гражданской войны остался, а всё, как новый. Тысяча девятьсот четырнадцатого года рождения, а сносу ему нет. Сколько он поросячих жизней оборвал, уму непостижимо.

- Никто не спорит, вещь изумительная, - авторитетно заявил Игорь, но им можно колоть кабана, а не кастрировать. Только колоть, понятно?

- Что имеем, то имеем. Другого инструмента нет. Придётся, как-то приспосабливаться. Пойдём к Галине, не будем терять время.

 Галинино подворье находилось на самом краю села, утопая в зелени фруктовых деревьев обильно усыпанных плодами. Провисая под тяжестью яблок и груш, ветки изгибались дугой, касаясь листьями земли. Слив было так много, что за тёмно-синими плодами с трудом различалась зелень. Здесь же росли, соседствуя друг с другом, черешня, алыча и вишня. Цветник заботливо разбитый перед домом, придавал всей композиции особую прелесть и уют присущий только сельским и дачным строениям. Дом плотно примыкал к подножью холма, раскинувшегося сразу же за селом.  Асфальт  в этом месте обрывался и грунтовая дорога,  извиваясь между вспаханными угодьями, уходила вдаль за горизонт.

Для степной Украины такие холмы были явлением необычным и чужеродным. Ровная как стол местность, простирающаяся за горизонт, в отдельных местах вдруг становилась бугристой, покрываясь тремя – четырьмя невысокими холмами, тянущимися на протяжении нескольких километров преодолев которые, можно было вновь наблюдать однообразный степной ландшафт, с прогнозируемой периодичностью пересекаемый лесозащитными полосами. Холмы, с точки зрения сельского жителя, считались землями бесполезными, поскольку были не пригодны для ведения сельскохозяйственных работ. Они были сплошь усеяны каменными осколками самых разных размеров и форм, называемых песчаником или бутовым камнем. Отношение к этому камню у селян было не однозначное. С одной стороны, он являлся прекрасным строительным материалом и практически все ранние строения были выложены из него, с другой стороны, очень существенно затруднял земледельческие работы. С каждой осенней вспашкой, на полях примыкающих к холмам земля рожала по пять шесть многокилограмовых валунов, коверкающих плуги и портящие другой сельскохозяйственный инвентарь. Приезжего же человека, в основном городского жителя умиляло и приводило в восторг богатство и прелесть первозданной степной природы холмов, не обезображенных вездесущей рукой человека. Укрытые ковром разнотравья, среди которого выделялись перекатываемые ветром волны седого ковыля, они создавали ощущение торжества первозданной природы.  Во впадинах и ямах, защищённых от ветров, укрывались кусты шиповника и дикорастущей абрикосы, родящей, однако, вполне съедобные плоды.

Подойдя к свежевыкрашенной калитке, Фёдор, пристально всматриваясь в глубину двора, позвал.

- Галина, где ты прячешься? Принимай гостей, Степановна.

- Та, что ж там гости такие? Дай же хоч посмотрю.

- Дорогие гости, красавица, не сомневайся.

- Федька. Тоже мне гость нашелся. Палкой таких гостей надо гнать со двора, а не привечать.

- Чем же это я тебе не ко двору? Молодой, в меру красивый и даже частично не женатый.

- О-о-о! Ты посмотри какое счастье привалило. Не женатый частично, зато алименты платит полностью. Та еще на ферме целый гарем дивчат та молодых баб.

- Гарем это, конечно, хорошо, но иногда хочется разнообразия, новых чувств и глубоких переживаний из-за боязни приобрести свежее венерическое заболевание от очередной любовной связи.

- Хватит балаболить, - не оценила красноречия ухажёра несостоявшаяся невеста. – Что надо? Говори и иди себе. Некогда мне базикать, работы гора.

- Что-то я не пойму, - в недоумении пожал огромными плечами Федя, - то зовёшь, то гонишь. Привередливая ты, какая-то.

- Это когда я тебя звала? Наверное с пьяных глаз привиделось.

- Предположим не меня, но этих-то орлов звала, - настаивал он, извлёкая  из-за спины Игорька.

- Этого рыжего я где-то видела. Точно видела этого студента – медика. С ним еще двое пацанов было. Куда же это вы хлопцыи исчезли. Обещали с кабанчиком помочь разобраться и исчезли... А я жду...

- Вот они и пришли, - успокоил хозяйку кабанчика Фёдор, предъявляя Женю. – Третьего, извини, нет. Слышала, может быть, новость… Бык сорвался, Яшка… Потоптал пацанов…

- Что ты говоришь? Вот горе... Такие молодые хлопцы и на тебе... Что-то не заметно, чтобы они были сильно побиты.

- Эти двое легко отделались, исключительно моральной травмой. Успели на крышу скотного двора запрыгнуть. Третьего же, сильно бык помял… Страшно смотреть.  Видела бы ты эти раны, - закончил он всхлипнув.

- Ты смотри... Надо же такому случиться... И. что же мне теперь с этим кабанчиком делать, ума не приложу?

- Как, что делать? Беда бедой, а договор остаётся в силе. Они обещали кабанчика кастрировать?

- Вроде бы...

- Вот они и пришли, как договаривались. Так, что давай, красавица, не тяни, предъявляй своего породистого зверя.

-  Сейчас.. Тут он у меня, в хлеву... Надо его перегнать в загончик, на задний двор. Там и сделаете ему все, что надо по медицине....

 

Продолжая говорить, она юркнула в распахнутую дверь сарая. Вскоре оттуда донеслось недовольное хрюканье и повизгивание.

- Ну, давай, поднимайся. Развалился на весь загон. Пошел, пошел во двор.

Из загона, высоко забрасывая задние ноги, выскочил поросёнок, величиной с большую собаку. Следом бежала женщина, подгоняя его хворостиной.

- Разве это кабанчик? – заикаясь, спросил Игорь. – Это же целый кабан. Секач. Он нас близко к себе не подпустит.

- Не преувеличивай, - успокоил его Федя, внимательно наблюдая за бегающим по двору животным. - Для кастрации он, конечно, несколько великоват. Переросток. В калитку, в калитку его гони, - направлял он суетливые действия Галины.

Прошло немало времени, пока общими усилиями, животное, наконец-то, было загнано в загородку.

- Ну, вот и все, попался, голубчик, - подошла раскрасневшаяся Галина. - Кабанчик в загоне... Вы делайте ребята, что положено, а я стол накрою. Только за солью сбегаю к соседке, а то у меня закончилась как на грех.

- Нужна ей соль, как зайцу стоп сигнал, - раздражённо пробурчал Федя. – Этой соли у неё залежи в чулане. Соседке побежала новость рассказать. Посплетничать – у нас это первое дело.

- Какие сплетни? - переспросил Игорь, не отрывая пугливого взгляда от роющего землю поросёнка.

- Известно, какие – о вашем конфликте с быком. Приукрасят так, что легенда получится. Расскажут, что было и чего не было. Море крови и гора трупов…

 - Это хорошо, что Галина ушла со двора, - рассудительно заметил Женя. – Без надзора, спокойнее и проще с кабаном разбираться будет, без спешки и ненужной суеты.

- И то, так, - согласился покладистый Федя.

 

ЧАСТЬ 6

 

Войдя в загородку, вся тройка нерешительно остановилась, топчась у калитки. Кабанчик находился от них метрах в десяти, низко опустив лопоухую голову и раздвинув передние ноги. Игорь расценил эту позу, как боевую.

- Ты смотри, какой гад. Неужели атакует. Давай, Федя, действуй. На тебя вся прогрессивная общественность смотрит, насмотреться не может. Согласно предварительной договоренности ты обязан придать зверю позу, удобную для проведения операции.

- Пойдём цепью, - принял решение облечённый доверием Фёдор, пытаясь прогнозировать ответные действия кабана. – Как только сближаемся, наливаемся на зверя всем скопом и прижимаем к земле.

- Надо же, как древняя история переплетается с новейшей, - нервно посмеиваясь, обронил Игорь. – Ты, Федя, у нас вылитый Александр Невский, мы с Жекой – дружина, нам же противостоит неприятель, выстроившейся свиньёй или клином. Вперёд, в атаку, - вдруг заорал он, переходя на бег трусцой.

Кабан, увидев в непосредственной близости от себя людей с явно агрессивными намерениями, беспорядочно заметался в загоне, пытаясь выскочить из-за загородки. Не обнаружив выхода, он в порыве отчаяния ринулся навстречу приближавшимся цепью людям, пытаясь проскочить между широко расставленными Жениными ногами. Женя вдруг почувствовал, как его гениталии соприкоснулись с гландами и перестал дышать. Сидя спиной по направлению к движению, он проскакал на поросёнке верхом метра три, и кулём грянул оземь, бережно придерживая руками осиротевшую мошонку. Федя, держащий оборону на вторых рубежах, сгруппировался и выбросив тело навстречу приближающемуся кабану на спине с всадником, подвергшимся травматической кастрации, ухватил животное за заднюю левую ногу. Голкипер любой сборной по футболу позавидовал бы его вратарскому искусству. Волочась за сбросившим скорость зверем по тёплой навозной жиже, и оставляя за собой глубокую борозду, которую обычно оставляет ледокол, продираясь через торосы, Федя существенно затруднил продвижение зверя вперёд. Пробежав по инерции несколько метров, кабанчик остановился, не в силах тащить за собой непосильный груз. Это стоило ему свободы. Подоспевший Игорь, ухватив зверя за передние ноги, рывком перевернув его на спину.

- Прижимай его варвара к земле, - волновался поверженный смотритель быка, лежащий в обнимку с поросёнком. - на бок его, вали его на бок...

Последним принял участие в схватке Женя, с трудом доползший к месту событий. Обсыпанный со всех сторон людьми, как ветка облепихи ягодами, кабан терял последние силы в неравной схватке.

- Отлично, - резюмировал Федя, роясь свободной рукой в кармане. – Сейчас достану верёвку, и будем его вязать.

- Ждать некогда... Время не терпит... Вы, что, идиоты, при хозяйке его собираетесь кастрировать? – выхватив из кармана опасную бритву и скорчив зверскую рожу орал Игорь, перекрикивая истошный визг кабана.

- А говорил резать не чем, - со страхом косясь на опасный инструмент в дрожащих руках студента, прошептал Федя. – Ты, это... Не горячись, Игорёк... Рука дрогнет, можешь не то отрезать... или не у того...

- Держите зверя крепче, - хрипел Игорь, продираясь к органам, отвечающим за воспроизводство свинины.

- Не режь глубоко... Перережешь жизненно важные сосуды... Кровью кабан изойдёт..., - стонал, теряющий силы Женя.

- Глубоко не будем..., - натужно пыхтел  Игорь. – И, кастрировать не будем... Надрежем шкуру, зальём зелёнкой и, всё о`кей…. Пока кабан вырастет, мы далеко будем.

Вернувшаяся от соседки Галина, обнаружила поверженного кабана, опутанного верёвками, напоминающего кокон тутового шелкопряда и стоящих вокруг него тяжело дышащих победителей схватки.

- Я вижу, вы уже управились, хлопцы. Сразу видно, что свое дело знаете. Заканчивайте быстрее и за стол.

- Мы там это... всё сделали, как надо... Обеззараживание провели по канонам ветеринарной науки... Смотри, ни кому из посторонних не позволяй в операционной ране ковыряться... Занесут инфекцию... Мы предупреждаем, чтобы потом разговоров не было...

- Не сомневайтесь хлопцы, ни кого на пушечный выстрел не подпущу. Ну, прошу, прошу, мойте руке и садитесь за стол. Вон как вас кабан вымотал.

   

*****

Прошло несколько месяцев. Наступила весна. Студенты, благополучно вернувшиеся в стены родного института, уже и думать забыли об осенних сельских приключениях. У Валерика, зарубцевалась разбитая быком задница, а Женю давно перестали беспокоить боли внизу живота. Время от времени собираясь за бутылкой вина или рюмкой водки, друзья вспоминали пережитое, выглядевшее уже не столь драматично, а, скорее, как весёлое и забавное приключение. Но в апреле пришло письмо, адресованное Игорю. Писал старый знакомым Федор.

"Здравствуйте пацаны. Пишет вам Фёдор из села Михайловка, Галахского района, где вы осенью гнули спину на сельхозработах. У нас всё по-прежнему. Зиму пережили, слава Богу. Яшку продали, совсем с ним сладу не стало, а взамен, приобрели на племя двух породистых молодых бычков. Но пишу я, собственно, совсем по другому поводу. История с кабанчиком, которого мы так неудачно кастрировали, имела по весне самое бурное продолжение. Через этого кабанчика всё село теперь трясёт и лихорадит. Фельдшер, затерроризированный Галиной, грозится эмигрировать в соседнее село. А вышло так. В апреле месяце погнала Галина своего чудо-поросёнка взвешивать на скотный двор, чтобы при продаже не обмануться в весе. Так случилось, что путь её пролегал мимо колхозной свинофермы, где в загородке в это время резвились колхозные свиньи. Кабан, услышав призывное хрюканье готовых к весеннему спариванию самок, озверел. Сломав одним ударом загородку, он ворвался на территорию этого женского общежития и принялся по очереди осеменять стадо хрюшек. Свиньи, конечно же, остались, весьма довольны подобным поворотом событий, чего, конечно, нельзя сказать о самой хозяйке кабана. Она стояла растерянная и ничего не соображая вела учёт свиньям, оприходованных её кастрированным кабанчиком. Ну, тут началось. Выдернутый на место проведения группового секса похмельный фельдшер, осмотрев уставшего от приятных забот производителя, объявил, что он в полной мужской силе и следов кастрации визуально не отмечается. После такого рокового приговора, фельдшер, конечно же, получил плюху в ушную раковину, как вполне заслуженную плату за неудачно поставленный диагноз. Следующей жертвой оказался председатель, которому в категоричной форме было предложено найти и наказать студентов надругавшихся над самым святым, доверием одинокой сельской женщины. Председатель наотрез отказался вмешиваться в это мутное и бесперспективное дело.

- Вот если бы они тебя кастрировали, – резонно возражал он, - тогда бы да. Вызвали бы участкового, зарегистрировали факт нарушения закона по поводу вторжения в личную жизнь. А, так, извини.

Услышав, в каких случаях возможно вмешательство властных и силовых структур, Галина впала в слепую ярость. Урезонить её нельзя было уже не только увещеваниями, но и действиями. Она крушила всё вокруг взяв в заложники председателей колхоза и сельсовета, требуя при этом выдать ей хотя бы афериста-Фёдора, грозясь сделать с ним то, чего студенты не смогли сделать с кабаном. На выполнение её справедливых требований, было отведено три часа. Услышав, какая судьба меня ожидает в случае выполнения властями требований предъявленных террористкой, я спешно укрылся на чердаке фермы и забаррикадировался там. Сельский люд не разбалованный криминальными разборками, сбежался к правлению и гомонил, ожидая развязки событий. Примчавшийся участковый, положив пистолет на землю и подняв вверх руки, в одной из которых был зажат белый носовой платок,  отправился на переговоры. Через два часа очень нервных, готовых в любой момент прерваться переговоров, конфликтующие стороны пришли к устроившему всех соглашению. Заложник-председатель обязался выкупить у Галины кабана, по цене устраивающей владелицу и был досрочно отпущен на волю. Председатель сельсовета остался под присмотром до производства полных финансовых расчётов и был сразу же освобождён по получении денег. Такие, вот дела друзья творятся в наших чертогах. А вам мой совет в здешних краях не появляться. Вам так легко не отделаться. Засим прощайте. С уважением. Фёдор Артюхов."